Путь на эшафот

Слава Богу, подумала Анна, что среди тех, кто будет судить ее, нет отца! Она боялась, что такое может случиться, потому что от Генриха всего можно ожидать, а отец ее может подчиниться приказу короля и приговорить родную дочь к смертной казни. Но она избежала позора присутствовать при позоре своего отца.

Она прослушала перечень преступлений, в которых ее обвиняли и за которые должны были судить. Она, указывалось в нем, изменила королю с четырьмя мужчинами, а также со своим братом. Ее обвиняли в том, что вместе с ними она покушалась на жизнь короля. Кромвель был настолько хитер, что даже привел даты, когда измена имела место. Она могла только горько улыбаться, слушая эту ложь, потому что первая измена, связанная с именем Норриса, состоялась в тот день, когда она, только что родив Елизавету, даже не выходила из своей комнаты.

Когда она предстала перед своими обвинителями, ей показалось, что все они сомневаются в ее виновности. Среди них не было таких людей, которые бы не знали, что Анна находится в зале суда потому, что король решил сменить ее на Джейн Сеймур. О, справедливость! Если бы она была уверена, что справедливость восторжествует!

Единогласного решения судей не требовалось. Достаточно было большинства, чтобы осудить ее. Однако горевшие ненавистью глаза Саффолка внимательно следили за всеми, кто был с ним рядом, как бы говоря им, что отметит тех, кто не подчинится воле короля.

На улицах, где люди собирались в группы, атмосфера была напряженной. Если бы Анна могла видеть этих людей, ее настроение улучшилось бы. Многие, кто раньше осуждал ее, теперь жалели и даже плакали. Когда она находилась в расцвете своей власти, они называли ее потаскухой. Теперь же они не могли поверить, что та, которая вела себя так благородно и отважно, может быть виновной. Матери вспоминали, что у нее трехлетняя дочь. Судьба ее была ужасной и трагической, и люди жалели ее так же, как жалели в свое время Катарину и Марию.

Саффолк знал настроение народа, знал, что думают некоторые судьи. Это было царство террора. Маска лицемерия сброшена, на общее обозрение предстало чудовище, для которого убийства и нечеловеческие пытки ничего не значили. Нужно быть дураком, чтобы пойти на пытки из-за Анны Болейн. Саффолк выиграл, Анна была признана виновной.

– Приговаривается к сожжению или плахе по воле короля! – объявил герцог Норфолк, смакуя каждое слово, как будто бы это доставляло ему огромное удовольствие.

Она не побледнела и даже не вздрогнула. Она посмотрела в жестокие глаза своих врагов и сказала твердым голосом, высоко держа голову:

– Бог научил меня, как умирать, и он укрепит мою веру и силы.

Она посмотрела на мужчин, осудивших ее, и сказала им:

– Хочу верить, что у вас достаточно причин для того, чтобы оправдать то, что вы сделали, но это не те причины, которые были представлены суду в качестве обвинения.

Даже Саффолк поежился от этих слов, даже Норфолк отвернулся, почувствовав стыд.

Но голос ее дрогнул, когда она заговорила о своем брате:

– Что же касается моего брата и других незаслуженно обвиненных, я с удовольствием перенесла бы несколько смертей, чтобы освободить их.

Лорд Мэр был потрясен. Теперь он был совершенно уверен в том, о чем раньше только подозревал. Она ни в чем не виновна. От нее просто решили освободиться.

Вернувшись в свою комнату, она снова и снова пережила то, что происходило в зале суда. Она благодарила Бога за силу, которую он ей дал, и просила, чтобы он не лишал ее мужества.

Теперь, когда приговор был вынесен, леди Кингстон вела себя с Анной более гуманно. Марии Уайатт было разрешено встретиться с подругой.

– Ты не можешь себе представить, как мне приятно видеть тебя, Мария, – сказала ей Анна.

– А мне тебя, – ответила ей Мария.

– Не плачь, Мария. Это было неизбежно. Ты ведь понимаешь теперь это. С первой же встречи в саду в Хивере… Но мысли мои бегут… Ты ведь ничего не знаешь об этом, и не стоит об этом вспоминать. Ах, Мария, если бы я была такая же милая и скромная, как ты, этого никогда бы не случилось. Я была честолюбива, я хотела, чтобы мне на голову надели корону. Но, обращаясь к прошлому, я вижу, что вряд ли бы смогла избежать всего этого, избрать другой путь. Не плачь, дорогая Мария, скоро вся моя боль уйдет. Не стоит говорить обо мне, Мария. Что с Джорджем? Что слышно о моем любимом брате?

Мария не ответила ей, но слезы, которые она не могла сдержать, стали этим ответом.