Путь на север

Странно было думать о том, что Рани с аппаммой два года прожили бок о бок в одной комнатенке, о том, как неожиданно пересеклись их дороги, — одна вроде как сиделка, вторая вроде как подопечная, хотя каждая из них была по-своему нездорова и предполагалось, что совместное проживание благотворно скажется на обеих. Кришан поначалу боялся, что Рани станет хуже от переезда из родной деревни на юг Шри-Ланки, где у нее ни друзей, ни родных, да и на языке большинства она толком не говорит, но вскоре после ее прибытия и Кришан, и его мать обратили внимание, что Рани приободрилась, и даже доктор это заметил, когда она после двух месяцев в Коломбо приехала на осмотр в Вавунию. Смена обстановки помогла ей отстраниться от пережитого, а работа, пусть и не требующая особых усилий, дала ей направление и цель, не позволяла лежать целыми днями, как было, когда Рани жила с дочерью. Немаловажно и то, что Рани теперь зарабатывала больше дочери и зятя: благодаря этому она заняла новое положение в семье: она не была обузой, превратилась в важный источник материальной поддержки, порой одалживала деньги то дочери, то нуждающимся родственникам. Наезжая в деревню, Рани покупала подарки двум внучкам — платья, заколки, шоколадки, все, что ей приглянулось и что она могла себе позволить, и каждый раз, как Рани разговаривала по телефону с дочерью, внучки вырывали у той трубку и спрашивали, когда приедет бабушка. Кришан заметил, что Рани, рассказывая о внучках — одной пять, другой семь, обе умницы, болтушки, упрямицы, — сияла, а такое с ней случалось нечасто. Ей, кажется, было очень приятно, что она занимает такое важное место в их мыслях, и Кришану не раз приходило на ум, что внучки, наверное, отчасти заменяют Рани умерших сыновей, хотя, возможно, удовольствие от общения с ними объяснялось просто-напросто тем, что человека, повидавшего немало смертей, особенно радует детская живость. Кошмары, разумеется, никуда не делись, как и плохие дни, когда Рани отмалчивалась, изнемогая под невидимым бременем, но чаще ей все же удавалось владеть собой, держаться и вести относительно нормальную жизнь. И лишь год спустя, когда Рани уже вполне освоилась в Коломбо, прижилась в их семье, стала неотъемлемой частью ее ритма и обихода, пережитое вновь дало о себе знать, лишило ее сил и доброго расположения духа. Этот рецидив, несомненно, был связан со смертью мужа и племянника Рани: они умерли с разницей в считаные недели, муж скончался от рака, племянник разбился на мотоцикле; с виду казалось, Рани держит себя в руках, ни то ни другое событие словно и не задели ее, даже смерть мужа: Рани редко о нем говорила, Кришан впоследствии узнал, что она была двадцатью годами моложе мужа и вышла за него исключительно по настоянию родителей. Кришан полагал, что эти смерти лишь послужили катализатором и рецидив болезни Рани, скорее, объясняется силой и глубиной пережитой некогда травмы, от которой Рани так толком и не излечилась: новизна столичного быта только скрыла ее на время, но едва жизнь вошла в колею, как травма вновь дала о себе знать. В чем бы ни заключалась причина, но Рани сделалась неразговорчива, реже спала ночью и чаще днем, совсем запустила себя. Жаловалась, что ей нездоровится, подташнивает, кружится голова, постоянно ломит затылок: Кришан подозревал, что все эти симптомы скорее свидетельствуют о стрессе, чем о телесном недуге. Рани несколько раз созванивалась с врачом, по его настоянию стала чаще ездить в Вавунию на сеансы электрошока, раз в полтора месяца добиралась туда автобусом и проводила несколько дней в больнице.