«Неужели нам не будет никакой помощи? Батальоны, роты тают на глазах», – такие мысли иногда приходили мне в голову. Спрашивали свое начальство и красноармейцы, и младшие командиры, те, что недавно к нам в бригаду попали: «Где же наши? Силы на исходе!» Ответа, естественно, не получали. Но каждую ночь с Большой земли к нам прорывались транспортные самолеты и бомбардировщики. Они сбрасывали к нам на вершину грузы с боеприпасами, медикаментами и продовольствием, а потом бомбили позиции врага. С наступлением темноты группы авианаводчиков и разведчиков специально спускались вниз и наводили нашу авиацию на врага. Насколько я знаю (от связистов слышал), в городе среди местных жителей были группы наших ребят, которые тоже помогали с наводкой авиации. Поэтому немцы и не могли воспользоваться мостами для переправы через реку.
После гибели нашего командира роты непосредственное командование над остатками взводов легло на начальника инженерной службы бригады майора Рябова – плотного, высокого сибиряка, умного, мужественного и олимпийски спокойного командира, он часто вышагивал на переднем крае, давая указания и команды, где и как минировать (запас трофейных снарядов был очень большим), какие ставить заграждения.
«Пулей в ущелье!» – это мне его команда. Вчера с ним был в глубоком узком овраге, где сегодня взвод копал, строил, оборудовал новое укрытие под штаб бригады, с бумажкой-приказом в руке бегу сломя голову, на ходу соображая, как побыстрее добраться до указанного места.
Прибежал – а ущелья нет! Несколько минут назад немецкая авиация бомбила это место. Две бомбы, угодившие в края оврага, сомкнули его, живьем похоронив двадцать человек. Только троих откопали. И все это под огнем врага. Справа шел бой: трещали автоматы, взрывались мины, снаряды, над головами выли сирены пикирующих «Юнкерсов». В двухстах метрах по краю склона двигались три немецких средних танка, обстреливая наши позиции. Два расчета бронебойщиков в окровавленных повязках и расстегнутых грязных ватниках, подпустив танки поближе, из своих «удочек» сбили с них спесь, а потом лейтенант из пистолета расстрелял танкистов, пытавшихся удрать из подбитых танков. Стрелял он, как в тире, – по пуле в мишень. Ни одной не промазал.
Помнится, за несколько дней изнурительных боев оставшиеся живыми в батальоне автоматчики не выдержали, отступили метров на двадцать, оставив свои позиции на южном склоне. Все мы были этим огорчены и даже подавлены, комбриг – особенно. Он написал записку комбату: «Продержитесь до утра!»