Путь начинался с Урала

— Постарайтесь пробиться к мосту. Обходите станцию справа. Не задерживайтесь.

— Вас понял. Выполняю. Уже заменили трак, а разбитый оставили для музея. В голосе Акиншина звучат шутливые нотки. Даже в бою он остается верен себе: всегда в хорошем настроении. А это много значит!

Выдвигаю к вокзалу часть танков первого батальона. Силами бригады ведем бой за станцию, которая расположена на северной окраине Гримайлова. Рота Коротеева одной из первых вышла к вокзалу. Гусеницы танков лязгнули о рельсы. На вагонах виднелись выведенные мелом надписи: Штеттин, Бреслау, Лейпциг. Туда везли награбленное добро.

Автоматчики завязали бой за служебные здания и попали под сильный огонь. Положение создалось не из приятных. Пора бы уже овладеть станцией, а мы все еще топчемся у пристанционных построек. Связываюсь с командиром роты Коротеевым, уточняю ему задачу. Его танки тут же выходят ни прямую наводку и начинают обстрел дзота.

Вдоль железнодорожного полотна появились немецкие пехотинцы. За ними — два тяжелых танка с черно-белыми крестами на бортах. Цель противник ясна: на какое-то время задержать наше продвижение вперед.

— Слева тигры! — доложил гвардии лейтенант Ясиновский.

Но вражеские танки уже были в поле моего зрения, и я приказал первому батальону уничтожить их. В это время по рации слышу радостный голос Федорова:

— Мост успели захватить. Удержим до вашего подхода.

У меня отлегло от сердца. Позже узнал подробности: Федоров с несколькими танками, маневрируя по переулкам, пробился к речке, перебил охрану и захватил мост целехоньким.

А в районе вокзала по-прежнему шла ожесточенная перестрелка. Мне хотелось пробиться к роте Коротеева, чтобы на месте руководить боем за станцию. Наш танк выскочил из-за угла дома и попал под обстрел. Вблизи один за другим разорвались два снаряда. Пришлось сманеврировать и, прикрываясь насыпью, двигаться вдоль полотна.

По тому, как огрызался противник, я приходил к выводу: роте Коротеева нужна подмога. И вызванные мной автоматчики уже были на подходе.

У насыпи мы увидели бойца, возле которого находилась девушка-санинструктор. У бойца были перевязаны голова, руки и нога. Девушка пыталась оттащить раненого в безопасное место, но тот всячески сопротивлялся. Я выскочил из танка, подбежал к раненому. Он лежал весь в крови. Осколки разорвавшейся мины разбили челюсть, впились в обе руки и ногу. Санинструктор Тамара Костина упрашивала бойца не упрямиться:

— Думаешь, без тебя Гримайлов не возьмем? Возьмем! Поверь мне, а теперь, родненький, разреши тебя в санвзвод отнести.

Боец отрицательно мотал головой.

— Не слушается, — сказала мне девушка. — Весь искалеченный, а рвется в бой.

Боец глядел на меня, что-то хотел сказать, шевеля побледневшими губами. Потом он дотянулся до кармана, вынул огрызок карандаша и окровавленными пальцами с трудом вывел на измятом солдатском треугольнике: Троих в рукопашной уложил, а четвертый гад убежал. Жаль. Коммунист Акимов.

В нескольких метрах от нас разорвался снаряд. Взрывной волной меня бросило на кучу прогнивших шпал, обдало грязью. Немцы, видимо, нас заметили и открыли огонь. Я вскочил на ноги. С санинструктором Костиной мы подхватили Акимова и оттащили за железнодорожную насыпь. Оттуда его отправили в медсанвзвод.

К этому времени подоспели танкисты Пермской бригады, подошли истребительно-противотанковый полк и 29-я мотострелковая бригада. Через час станция полностью была очищена от гитлеровцев. На здании затрепетал красный флаг.

На пути к вокзалу мы увидели группу бойцов. Они с интересом что-то рассматривали. Я попросил Ясиновского остановить танк. Дзот, вокруг которого собрались челябинцы, был втиснут в железнодорожную насыпь, вооружен одним орудием и двумя тяжелыми пулеметами. Теперь дзот лежал развороченным, груды металла еще дышали жаром. Тут же валялись обгоревшие трупы фашистов.

Кто-то дотронулся до ствола исковерканного орудия, произнес восторженно:

— Ничего себе штучка, теперь поминай как звали! Гвардейцев работа. То-то же!

Раздавались отдаленные разрывы. В центре города вели бой подразделения нашей, Пермской и Унечской бригад. Гвардии капитана Федорова я нашел в разбитом кирпичном домике. На полу валялись битое стекло, обрывки грязной бумаги, куски кирпича. Из проема окна комбат следил, как развивался бой. Василий Александрович доложил, что немцы подбили его танк и экипаж устраняет повреждения. В батальоне всего два раненых, других потерь нет. Федоров сообщил довольно неприятную весть: сгорела машина моего заместителя гвардии майора Кришталя.

— А как экипаж?

— Кажется, кто-то ранен. Видел, как на носилках унесли в дом, что на противоположной стороне.

Вместе с Федоровым и Ясиновским перебежали улицу. У входа в подвал нас встретил заместитель начальника оперативного отделения штаба бригады гвардии капитан Гаськов.

— Кришталь ранен в ногу, — сообщил он.

В освещенном углу на пружинном матраце лежал гвардии майор. Старший фельдшер роты управления М. Д. Мостовов забинтовывал ему ногу. С трудом сдерживая стоны, раненый корчится от боли. Мостовов успокаивает его: