Путь наверх

Последний, третий. Проморгался, "фехтовальщик". Глаза щурит, но зрение явно восстановилось. Плохо, плохо! С тем амулетом, что висит у него на шее, атаковать напрямую бесполезно. Второй раз фокус с ослеплением не удастся. А тонкая шпага быстрее меча, пусть и не настолько, насколько меч быстрее тяжеленной дубины…

Тефари отступила. И продолжала отступать. Шаг за шагом, всё дальше и дальше, лихорадочно перебирая оставшиеся возможности. Если бы не амулет… если бы не шпага, а равное оружие… если бы… стоп. Амулет. Прямые атаки невозможны. Сжечь третьего, "фехтовальщика", нельзя.

А его шпагу?

"У тебя будет только одна попытка. Пережечь стальной клинок, даже лёгкий и тонкий — это не свечку взглядом запалить. Силёнок-то хватит ли?"

"Должно хватить".

Непоседа остановилась, собираясь с силами. Третий враг, словно что-то почуяв, бросился вперёд, вытянулся в красивом отработанном выпаде…

Кольцо яростно сияющего голубого огня впустило в себя кончик шпаги — и превратилось в тоненький диск, и мгновенно угасло. Отсечённый кончик чужого оружия, багровея на срезе, упал в траву, раскалённо шипя. Борясь с предобморочным звоном в ушах, Тефари широко и правильно шагнула, правильно развернулась, вкладывая в удар всю оставшуюся силу.

Удар!

Когда голов лишались зомби, это происходило почти бескровно…

— Отлично! Чистая победа! Поздравляю от души.

Непоседа покачнулась. Только жгучая игольчатая "ласка" корсета не позволила ей упасть наземь или разрыдаться.

— Терпи. — Устэр подошёл и встал за спиной. Рядом. В полушаге. От некроманта слабо веяло прохладной тьмой магии… а ещё — чисто мужской, почти животной силой.

Боец. Даже больше, чем боец: воин.

Тефари замерла, как замирает птичка, глядящая в глаза удава. Заледенела. Захотелось шагнуть назад, прижаться к широкой груди… некстати вспомнилось, какие яркие и живые глаза у её учителя. Не жутковатые чёрные провалы Эйрас, временами полыхающие нелюдским огнём, а просто красивые синие глаза, умеющие быть не только холодными, но и тёплыми…

— Терпи, — повторил Устэр. Видимо, он почуял неподобающие мысли и слегка (совсем чуть-чуть) отодвинулся. — Ты маг, ты победитель. Ты выжила и преуспела. Слёзы победителю не к лицу. Бывает, победа ложится на плечи грузом более тяжким, чем поражение. Но у всякого успеха есть цена, и эта — ещё не из худших. Терпи. Будь сильной.

Некромант помедлил, а потом добавил:

— Я горжусь тобой, Тефари Непоседа. Ты молодец.

Обед

Хорошо, конечно, сплясать тарантеллу на трупе врага. Но гораздо лучше оставить его в живых.

светлейший князь Михаил

Илларионович Голенищев-Кутузов

Гейла робко выглянула из-за угла.

— Заходи, не съем. Вон сколько тут молодого мяса, гр-р-р-р!

Чудо-чадо просочилось в купальную и склонило голову набок. Меня копирует, пигалица. Ну и ладно, пусть копирует.

Не самый плохой пример для подражания, как мне кажется.

— Мам, что ты с ними делаешь?

— Ухаживаю, не видишь разве. Мою, скребу, пролежни убираю, мускулатуру стимулирую. Третьи сутки эти тушки лежат без движения, а нам они нужны здоровыми…

— Нам?

— Мне и папе. Если же подумать — то и тебе, и братцу, и Сухталу, и ещё много кому.

— А мне зачем?

— Хорошо, что не спрашиваешь, для чего эта троица нужна дяде командору, — быстро развернувшись, я слегка щёлкнула дочурку по носу. — Я бы затруднилась объяснить, честно. А вот зачем они нужны тебе… сама-то не догадываешься?

— Не…

— А подумать? — рыкнула я грозно.

— Ну не знаю я! Мам!

— Ничего. Раз сама не догадываешься, скоро узнаешь. Сюрприз будет, ага.

Некоторое время Гейла молча смотрела на физиопроцедуры. Со стороны для свежего взгляда многое из происходящего могло показаться жутковатым. Чего стоит, к примеру, одна только волнообразная дрожь мышечных сокращений, почти как при судорогах! Только пены изо рта и не хватает, а так…

Но старшенькое моё страшилище такими штуками не проймёшь. Она, в конце концов, кроме подёргивания мышц видела и то, что подёргивание это вызвано не болезнью, а приложением внешней силы. Видела частые, с тонкой и сложной структурой сети, льнущие прямо к коже девушек, и пробегающие по этим сетям гальванизирующие импульсы видела тоже.

Я в её возрасте, кстати, таким чётким восприятием похвастать не могла. Я была больше на Легерта похожа: силы хватает, а вот опора…

— Мам…

— Да, принцесса моя?

— А зачем ты их вот так… ну, анимируешь? Они будут как дядя Рессар?

Ох, высокие боги! Спасите родителей от детских вопросов!

Спасут. Жди триста лет. Отвечать-то не богам, отвечать — мне…

— Нет, малыш. Они не будут посмертными слугами. Пока я дышу, никто их не убьёт. Они сейчас просто спят — очень-очень крепко. Так крепко, что даже шевелиться во сне не могут. Это, в общем, управляемая кома, подвид глубокого транса. Разум и душа впитывают новые знания, а тело тем временем — вот оно, лежит, очень далёкое от остального…

— То есть это так нарочно сделано. А зачем?

— Представь, что ты обеими руками влезла в сироп. Ладони стали липкими, противными. Если тереть их друг о друга, толку не будет: сироп размажется, но не отстанет.

— А заклинанием?