Я сказала Слово, а потом ещё два Слова. Невысокая женщина в чёрной коже исчезла. По пыльной дороге, отсвечивая синеватыми бликами на полированной глади брони цвета полуночных небес, размеренно шагал гигант — на голову выше самого высокого из дагарцев, с багрово светящимся двуручником в правой руке и многохвостой плетью в левой. Шлема на гиганте не было, и все, имеющие глаза, могли созерцать мёртво скалящийся череп в серебристой короне.
Гиганта видели все. Даже офицеры, защищённые амулетами Гильдии. Потому что гигант не был жалким обманом зрения — ни для дагарцев, ни тем более для меня.
Нестройно выпалили огнестрелы. Те, у кого имелись разрядники и достаточно мужества, использовали боевые игрушки лорхов, чтобы послать в меня молнии, сгустки взрывчатого огня и невидимые, но от этого не менее опасные волны смертоносного холода. В ответ гигант захохотал, вскидывая двуручник к небесам. Хохоча, он ускорил движение, и бесшумный шаг сменился частыми громовыми ударами, от которых содрогалась земля.
— Родах! — завопил кто-то.
Бросая громоздкие огнестрелы, дагарцы обратились в бегство.
Все, кроме офицера, командовавшего провалившейся атакой, и двух капралов.
Лица глядящих на меня белы, как отжатый творог. Глаза расширены от ужаса, руки мелко дрожат. Но они стояли, прах побери! Стояли!
Я остановилась в пяти шагах от безумцев и отменила действие всех трёх Слов.
6
— Люблю храбрых мужчин, — сказала я на дагарском, закидывая бастард плашмя на правое плечо. — Лишь храбрецы достойны разговора.
— Ты… кто ты?
— Я та, кто вас пощадил. Или тот, кто вас пощадила.
— Ты — Родах?
— В данный момент — нет. В данный момент я, как нетрудно заметить, женщина.
— Таких женщин не бывает! — бросил один из капралов.
— Храбрость не всегда сопутствует уму, — ответила я. — Ладно, ступайте к своим. И в следующую атаку вооружитесь чем-нибудь действительно опасным. А то на вас меч подымать стыдно.
Развернувшись к троице спиной, я пошла обратно к окопам Восемнадцатого полка.
И к Устэру, устало шагающему мне навстречу.
Ещё издали я отметила в его походке нечто неправильное. Подойдя ближе, я поняла: Устэр не устал, он скорее пьян. Ужасная догадка мелькнула в моём сознании. Забыв о формулах Бесконечного наречия, я потянулась к нему обычными магическими чувствами… и застонала.
Он убивал. Не так уж много. Возможно, от его руки пало от пятнадцати до двадцати дагарцев. Но и этого числа, вместе с отражённым и впитанным страхом, оказалось достаточно.
Некромантам нельзя становиться солдатами. Нельзя!
Но он об этом забыл.
Что-то вроде провала в памяти. Я стою, трясу мужа за плечи. Его голова мотается из стороны в сторону, локоны дурацкой причёски, имитирующей парик, качаются. Его руки бессильно висят, инстинктивно сжимая рукояти вымазанных кровью клинков.
— Устэр! Устэр!!!
— Что с ним? Он ранен?
Оборачиваюсь. Полковник Хиргес, ещё какие-то люди в изумрудных мундирах…
— Хуже. Этот придурок пьян!
— Что?
— Он убивал и творил запретное, чтобы насылать ужас. Да, дагарцев он отогнал — но посмотрите, в кого превратился наш блистательный лорх!
— Эйрас…
От полушёпота меня пробирает дрожь. И не только меня. Обернувшись, я встречаюсь взглядом с мужем — и поспешно отступаю на шаг.
Его усмешка почти безумна. А душу распирает от заёмной силы. Похоже, он прекратил убивать не потому, что достиг поставленной цели, а просто потому, что пресытился кровью.
Проклятье!
Шаг вперёд. Беру лицо Устэра в ладони — и страстно шепчу, взывая к нашему единству. Я не заклинаю свет, этого мне не дано. Я заклинаю тьму. Управляю тьмой. Смиряю её. Сила сочится, потом течёт… и вдруг, будто плотину прорвало — бьёт в меня мутным чёрно-алым потоком. Я задыхаюсь в нём, но продолжаю пить… пить… пить…
Сдвоенный удар кулаками в грудь отбрасывает меня шагов на пять, не меньше. Хорошо, что я так легка и крепка в кости, иначе не обошлось бы без переломов.
— Довольно! — Устэр почти рычит. А я готова расцеловать его при всех. Потому что это уже не пьяное от крови чудовище, а именно мой муж.
Расцеловать? Косточки в муку размолоть! Идиот! А он ещё и рычит на меня:
— Не бери больше, чем можешь взять!
Горлом — хрип. Похоже, я тоже опьянела от силы. И не сказать, чтоб слабо.
— А больше и не надо. Какого Орфуса ты начал убивать?
— Я просто устал! Я бы не справился иначе!
— Придурок.
— Что?!
— Придурок, вот что. Если ещё раз вздумаешь такое сотворить, мне придётся, во исполнение старого обещания, тебя прикончить.
— Попробуй!
— Не стану пробовать. Прикончу, и всё. Ты вспомни, во что превратился! Вспомни!
Устэр опускает взгляд. Подбирает выпавшие из рук клинки, вымазанные в чужой крови…
И вновь роняет, и падает на четвереньки, корчась в жестоком приступе рвоты.
— Поделом, — резюмирую я. Обращаюсь к Хиргесу, а заодно к остальной публике. — Всё, концерт окончен. Пошли отсюда.
Интарийцы пятятся. Полковник, однако, остался на месте.
— Эльи, я требую объяснений.
Меня затрясло. Видимо, лицо у меня стало совсем нехорошее, потому что Хиргес побледнел, как те дагарцы, которых я недавно (недавно?!) пугала. Но всё-таки не отступил.
Это меня немного отрезвило.
Совсем чуть-чуть.