Именно так, по словам Николаса, и им и следовало действовать. Грегорио справлялся с этим как нельзя лучше. Ростовщичество как таковое, под высокий процент, находилось под запретом, но ссуды под залог практиковались всеми. И было очень просто применить те же принципы к торговле готовыми товарами и материалами. И ко многому другому. Учетные книги никогда не показывали займов: лишь задержки платежей. Марианна неожиданно обнаружила, что все это весьма интересует Тильду, и позволила ей пару раз присутствовать при разговорах с заказчиками и внимательно слушать.
Так прошел август. Позже она вспоминала его как самое странное время в своей жизни: на три четверти счастливое.
Стук в ворота. Стук, который возвестил все перемены, послышался в один из последних дней месяца.
Она как раз находилась на своем новом складе, построенном на заднем дворе особняка на улице Спаньертс. Привратник, ответивший на стук, сходил за Грегорио, и тот, пройдя через дом, вышел во двор, где обнаружил хозяйку, с записями в руках, занятую проверкой своих запасов, вместе с двумя кладовщиками. Перед приходом фландрских галер у них всегда было полно работы. Тон голоса, каким он окликнул ее: «Демуазель!», показался ей странным, и она торопливо обернулась.
— Могу ли я поговорить с вами? У вас гость.
Он не собирался пугать ее, а значит, ей нечего бояться. Бросив пару слов работникам, она подошла, по-прежнему держа в руках учетную дощечку.
— Компания, с которой мы прежде вели дела — Тибо и Жаак де Флёри?
Она кивнула, озадаченная.
— Медичи оплатили все счета.
— Да, я помню. А месье Жаак де Флёри приходится вам родственником?
— Моя сестра была замужем за его братом, — пояснила она. — Я думала, ты знаешь. Мы никогда не питали друг к другу теплых чувств. Не говоря уже о его неоплаченных долгах. Так в чем дело? Письмо от него?
— Он здесь, демуазель, — объявил Грегорио. — Я оставил его в доме, потому что не был уверен, стоит ли вам с ним встречаться. По-моему, он не вполне владеет собой.
— А вот это новость, — заметила Марианна де Шаретти. — Если когда и был человек, уверенный, будто владеет всем миром, не говоря уже о себе самом, так это Жаак де Флёри. В чем же дело?
Грегорио чуть заметно усмехнулся.
— Похоже, я недостоин это узнать. Прошу прощения, демуазель, я не сумел его заставить ничего рассказать. Но он оставил дюжину лошадей перед домом. Две повозки и целую толпу прислуги. Чтобы там ни было, но, похоже, дело серьезное. — Он помолчал. — Я подумал, возможно… Если вы позволите, то я скажу, что вас нет, а ему следует отправиться на постоялый двор, и вернуться сюда, когда он немного успокоится.
— Так ты полагаешь, он желает остаться здесь?
— Не знаю, — ответил Грегорио. — Но думаю, что ему будет лучше где-нибудь в другом месте. Если только это можно устроить.
Вдова внимательно посмотрела на него, затем приняла решение.
— Нет, я увижусь с ним. Если я не пожелаю, чтобы он оставался, то сама скажу об этом. Едва ли он сможет вломиться к нам силой.
— Не желаете, чтобы я оставался поблизости? — предложил стряпчий.
Марианна де Шаретти припомнила все, что ей было известно о своем малоприятном родиче. Кажется, он никогда не пытался нападать на людей, способных за себя постоять, — если только речь не шла о слугах; так что ей ничего не грозит. Разве что оскорбления и издевки. Ребенком, Николас жил в его доме при кухне, так что, в глазах Жаака, она вышла замуж за его поваренка. Вряд ли их ожидает приятная встреча. Вдова не желала, чтобы это мог слышать Грегорио.
— Нет, — сказала она, — если уж я не в состоянии справиться с собственным родичем, то как же буду говорить с Феликсом и Асторре, когда они вернутся с войны? Скажи мне, в какую комнату ты поместил его, и я пойду туда. Ничего не бойся. Все знают, как ловко я управляюсь с каминными щипцами. — Она улыбнулась и неторопливо пошла в дом. Дверь ее небольшого кабинета оказалась нараспашку. Там, в ее кресле за столом, восседал Жаак де Флёри. И все учетные книги лежали открытые перед ним.
— Здесь я буду работать, — заявил он. — И займу большую спальню. Вон ту. Я уже сказал вашему человеку во дворе, чтобы он нашел, где разместить моих лакеев. Они жаловаться не станут. Уже привыкли. Итак, я вижу, вы неплохо справляетесь, сударыня. Мы проследим, чтобы все так шло и в дальнейшем. Разумеется, вы знаете, почему я здесь?
Прежде вдова всегда видела его великолепно одетым и с большим количеством украшений. Теперь, хотя Жаак де Флёри и держался, как князь Церкви, но на нем было пропыленное, измятое платье, а перья на шляпе запачкались и растрепались. Лицо осунулось, глаза запали, а узкие губы шелушились. На пальцах по-прежнему сверкали перстни, но цепь, усыпанная драгоценными камнями, исчезла И также не было самоцветов ни на шляпе, ни на одежде. Он выглядел, как человек, чудом спасшийся с поля боя.
— Что произошло? — спросила его Марианна де Шаретти.