Путь один- в глубь себя

Итак, в старину в Индии существовало представление о том, что, если в человеке рождается поэзия, если он стал поэтом, это само по себе превращает его в мудреца, поскольку источник красивого стиха — в красоте души. Если Ганг столь прекрасен, значит, Ганготри — исток Ганга — должен быть самым священным местом. На самом деле Ганготри почитается у нас даже больше, чем сам Ганг, так как, согласно нашим представлениям, место рождения такой реки должно быть еще значимее, чем сама река. Точно так же поэт должен быть больше, чем его поэзия. И если это так, тогда не имеет значения, сколько великих произведений он уже создал, он все же останется более великим, поскольку он — источник. Такой поэт и естъриши.

Другой путь тоже будет правильным. Постигший мудрость неизбежно становится и поэтом. Вот почему на санскрите слова кави, поэт, ириили, мудрец, — синонимы. Такого нет ни в одном другом языке мира; только в санскрите слова «поэт» и «мудрец» синонимы. И в этом есть глубокий смысл.

Когда человек становится риши — а это означает, что он познал истину, красоту, обрел внутреннее достоинство, что огонь внутри него зажжен, он стал пробужденным, его цветы распустились, он реализовал свое предназначение, он достиг высшего пика, — когда такое происходит с человеком, кем бы он ни был, в глубинах его существа неизбежно рождается поэзия. Нет, его поэзия не обязательно будет в стихотворной форме, но любое его действие будет поэзией.

Если ты посмотришь, как идет Будда, ты заметишь в его походке поэзию; если посмотришь, как он закрывает глаза, в этом тоже будет своя поэзия. В его манере говорить, в его безмолвии — везде будет поэзия. Вся его жизнь становится поэзией. Будде не обязательно сочинять стихи, писать песни, рисовать картины или создавать скульптуры — нет, само его существо отныне исполнено поэзии. Она во всем, что он делает. Вот он прошел по песку, и даже в отпечатках его следов ты заметишь поэзию — трудно отыскать картину более прекрасную, чем эти следы на песке. Да, поэт неизбежно превратится в мудреца, а мудрец станет поэтом.

Если бы ты действительно любил своего ребенка, твоя любовь стремилась бы сделать ребенка Богом. А чего еще может пожелать любовь? На меньшее любовь не согласится, она просто не может этого сделать. Если все, что ты хотел для своего сына, — это сделать его врачом, значит, ты его еще не любил. Если твои желания сводятся к тому, чтобы сын стал крупным бизнесменом, значит, ты до сих пор не знаешь, что такое любовь. Я не говорю, что ты не должен помогать своему сыну стать врачом или торговцем, — ему придется стать или тем, или другим, ему нужно будет работать. Но это не должно быть самым большим желанием родителей по отношению к своему ребенку. Это желание половинчато, просто небольшая помощь в пути. Но там, где есть любовь, она не может удовлетвориться чем-то меньшим, чем Божественное. Ты пожелаешь, чтобы тот, кого ты любишь, стал подобен Богу — ив конечном счете стал самим Божественным.

Любовь — это химическая реакция, в результате которой рождается Божественное. Любовь, которая довольствуется чем-то меньшим, — это не любовь. Наверное, это что-то другое — деловое соглашение, бизнес, стремление к богатству, другие интересы, но не любовь. Только когда есть любовь, появляется возможность рождения Божественного.

Так что учи своего ребенка медитации одновременно с развитием его интеллекта, непременно соблюдай баланс между ними. Тогда ты обнаружишь, что, не ведая того, изменился сам. Свет в твоем ребенке еще не вспыхнул в полную силу, а ты сам уже засветился. Тебе вдруг откроется, что, воспитывая своего ребенка, ты создал себя самого.

А если ребенок становится испорченным, это означает лишь одно — испорчен ты сам и твоя любовь к нему не так уж велика, ты не готов меняться ради него. И вот что очень интересно: отец продолжает делать то, что от своих детей требует не делать; мать по-прежнему поступает, как и раньше, при этом не хочет, чтобы те же поступки совершали ее дети. Но дети учатся не на ваших нотациях, они учатся у вас. У детей очень острое и ясное зрение; оно еще не замутнено, пыль жизни еще не засыпала их глаза. Они видят тебя насквозь и слышат все, что спрятано у тебя между словами; они не зацикливаются на словах. Им нет дела до того, что ты говоришь, они смотрят на тебя и учатся непосредственно на твоем примере. Они все схватывают на лету.

Вот почему детям так сложно лгать: когда ты говоришь им неправду, тебя выдают не только слова. Ты обманываешь, а у тебя на лице написана вся фальшь твоих слов. Твои глаза говорят: «Неправда»; твои руки, прикасаясь к ребенку, твердят: «Вранье». А ребенок очень близок жизни; взрослые этого, наверное, не осознают, но ребенок тут же понимает, что ты говоришь неправду, — ты показываешь это всем своим видом. Так что детей крайне сложно обмануть, пока они еще не очень испорчены.