– А кто? – интендант встал и подошел вплотную к Ажану. – Из наших в лесу только ты не заблудишься. Сам говорил – и следопыт, и в горах патрулировал, ну нет у меня никого больше! Нету! Только ты и пятеро пока еще бойцов – я им пенсию пообещал хорошую, если все получится. А тебе лично будет и надбавка, вообще все, что могу, – все будет, только ты уж постарайся, хоть какой-нибудь результат дай. Справишься – лично к лейтенанту представлю. Нет – не обижайся, не уволю, но из Зеленого квартала ты уже никогда не выберешься. Так что приступайте, господин сержант полиции!
Когда же за подчиненным закрылась дверь, интендант сел за стол и вновь перечитал письмо, которое утром принес ему Гурвиль. Писал помощник интенданта полиции Тулузы. Сообщалось, что недавний собеседник в период славной службы в не менее славном Сен-Беа, помимо геройских подвигов, умудрялся и убийц ловить, и похитителей детей… Ребенок, правда, был один, но кто знает, остановились бы эти мерзавцы, если б первое дело у них выгорело.
Интересный у него получился подчиненный: умный, храбрый, знающий. Только где он этих знаний успел набраться?
С одной стороны, этим грех не воспользоваться, а вот с другой… Де Романтен позвонил в колокольчик.
– Дежурный, – сказал он вошедшему полицейскому, – пригласи ко мне Гурвиля, срочно.
После этого разговора и впал Ажан в хандру, не имея ни малейшего понятия, с какой стороны взяться за порученное дело.
В разгар жизнерадостных размышлений вошел Гурвиль с двумя бутылками вина и корзиной закусок. Что же, полицейские традиции не зависят ни от страны, ни от века, ни от мира: выпить в своем кабинете с сослуживцем под хороший разговор – это нормально, более того, это правильно. На таких застольях люди познаются не хуже, чем в боевых операциях. Действительно, если я с тобой пью на работе, значит, я уверен, что не настучишь начальству, не будешь потом требовать от меня чего-то, с нашей службой несовместимого. Поэтому и рассказать о себе можно побольше, особенно после того, как выпили за службу, за Амьен и за… Жан был поражен – третий тост Гурвиль предложил за погибших друзей!
Тот самый третий тост, о котором тогда еще барон де Безье рассказал своим однокурсникам на их последней пьянке в Клиссоне. Оказалось, что обычай появился в амьенском полку пару лет назад, вроде как его привез откуда-то младший сын его светлости. Потом уже и полицейские переняли, которые тоже не всегда с патрулирований возвращаются.
А дальше Гурвиля понесло – он стал рассказывать о себе. Много лет зажатый в жестких рамках службы, он впервые за долгие годы «ослабил галстук». Да какое там – расстегнулся нараспашку.
Оказалось, что Гурвиль сам выходец из Зеленого квартала. Много лет назад отчаявшегося сироту поймали на воровстве. Добрый судья второго-третьего раза решил не ждать, тем более что мальчишку взяли шурующим именно в его доме, а закрыть вопрос сразу и кардинально, чтобы больше уже никогда и никак. Спасло заступничество тех самых полицейских, что его и поймали. Мужики вышли к присутствовавшему на суде владетельному графу и попросили о помиловании, а один, недавно потерявший жену с ребенком, даже поручился своей полугодовой зарплатой.
Мальчишке было глубоко плевать, кто и за что поручился, он только понял, что руки рубить не будут и надо делать ноги. Одна беда – бежать было некуда. А поручившийся полицейский предложил жить у него, так что воровать теперь стало незачем – тот и так делился всем, что имел. Даже фамилию свою дал – нет в Зеленом квартале фамилий.
Потом мальчишка выучился, вырос, сам пошел в полицию служить, даже карьеру сделал, для простолюдина почти невозможную. Но никогда не забывал, кем он был и откуда родом.
И в конце разговора, когда вторая бутылка наполовину опустела…
– Жан, а что у тебя с Мартой? Тут такое рассказывают…
– Кто рассказывает? Скажи, будь другом, – к тому времени они уже перешли на ты, – я ему зуб выбью.
– Не надо ничего выбивать, лучше ответь, пожалуйста?
– О-о, господин майор, – Ажан пьяно улыбнулся, – а ведь это не просто вопрос. Уж не строишь ли ты метри… мотри… матримониальные планы? Если так – будь уверен, я не соперник и не противник. Родственник я ей, дальний. Но я прав, прав?
– Ну да, прав. А толку? Я к ней как-то подошел, обратился, понимаешь, по-людски, да она не так поняла, – и Гурвиль почесал левую скулу.
Жан понимающе кивнул.
– Да, если Марта чего не так поймет, это больно, по себе знаю, – и почесал лоб, по которому когда-то получил медным тазом, слава богу, пустым. – Но ничего, в этом деле главное – не сдаваться. Если ты, конечно, всерьез, а не так, побаловаться…
Друзья разошлись по домам затемно, мечтая поскорей добраться до своих холостяцких постелей.
А наутро, придя на службу, Ажан поверил, что сможет решить проблему с разбойниками, иначе, откуда этот знак судьбы?
В роли вестника на этот раз выступил уборщик, который подошел к нему с поклоном, как к большому начальнику. Седой, но еще шустрый старик, бывший полицейский, который патрулировать уже не мог, но уборка и мытье полов были ему еще вполне по силам.