В-третьих, я послужил в Советской Армии, где о научной парадигме вообще никто не слыхал. После армии стал активно искать свое место в жизни, сменил еще три института, стал интересоваться историей и философией.
По истории я зачитывался Львом Гумилевым. Мне понравилась его концепция истории человечества, как последовательности отдельных этносов, проживающих вполне определенный жизненный цикл. Схема одна, ограничена по времени и в пространстве, напоминает человеческую жизнь: молодость, зрелость, старость. Как и у людей, содержание жизни у этносов отличается, но объяснить логически эти отличия трудно, они сходны с различиями в характерах людей. Позже я понял, что теория Гумилева представляет собой даосскую философию пути в применении к судьбам народов.
Жизнь как желание
Мне надоело изучать физику. Чистая теория вызывала у меня восторг в той мере, в которой мне хватало сил ее понять, а по мере углубления в специальность мне становились все менее интересны технические подробности. Интерес к истории остался на уровне чтения книг с неординарной трактовкой событий. Возник интерес к компьютерам, алгоритмам, управлению.
При этом я осознал и удивился тому, что мне по-прежнему не удается найти свою тему в науке, а также у меня все нет друзей, компании, любви и девушки. Я стал разбираться, почему все это есть у окружающих меня людей, что я делаю не так как все, и что вообще я делаю.
Я рассуждал о мотивах поведения людей и заметил, что большинство людей занято просто переживанием своих ощущений и особенно не задаются вопросами, зачем они что-то делают. В лучшем случае у людей возникал вопрос, почему что-то происходит так, а не эдак, можно сказать, научное любопытство. Мне же всегда было важно, зачем я занимаюсь чем-то, и зачем другие люди желают того, что они делают. Мне хотелось видеть в любом деле некий высший смысл, выходящий за рамки простого выполнения задачи.
Смысл моей жизни я видел в познании, поэтому меня привлекали чисто фундаментальные науки. Любые прикладные задачи казались мне недостойными внимания. Конечно, такая позиция подогревалась научным окружением, где все боролись за чистоту научного поиска. Но было в этом и мое собственное глубокое убеждение.
Совершенно неожиданно я обнаружил, что для большинства людей основным ответом на вопрос "зачем?" было просто "мне так хочется". То, что люди живут желаниями, что личные желания являются главным обоснованием – это было для меня неожиданностью. Разговоры с друзьями у костра на Телецком озере на Алтае были для меня поворотной точкой. Стас говорил, что ему нужно и то, и другое, и третье, и он не знает, как это все совместить. А я говорил, что мне в общем, ничего не надо от жизни, и считал это своим преимуществом.
Я осознал, что сам ориентировался в своих поступках на некое общее представление о правильности и необходимости, которое объективно существует независимо от действий людей. Но я находил все меньше подтверждений тому, что такое представление существует, и стал уже более осознанно искать, чего же хочу я, каковы мои собственные желания.
На тот момент спектр моих желаний не выходил за рамки научно-технического мира, и даже интерес к компьютерам на фоне физики казался мне довольно экстравагантным. Мне вдруг стали интересны появившиеся тогда персональные компьютеры и вообще алгоритмы, управление и через некоторое время искусственный интеллект. Я перевелся с физического факультета в Новосибирске на факультет кибернетики в Москве.
Жизнь как система
Открытием для меня стали книги Валентина Турчина, физика, кибернетика и диссидента. Еще в СССР мои родители заполучили распечатку его книг, а затем в США подружились и общались с самим Валентином Федоровичем. Я подробно изучал его книги, живя в Иерусалиме.
Его книга «Феномен науки» рассматривает всё происходящее на свете как системы, управляющиеся по определенным законам. Одним из основных понятий его теории является «метасистемный переход», фактически принцип «перехода количества в качество», но очень детально разработанный с точки зрения кибернетики. В частности, Турчин рассматривает в качестве элементов системы не предметы, а определенные функции, например, управление положением, движением, раздражимостью, рефлексами, ассоциациями и, наконец, мышлением.
Его книга «Инерция страха» описывает модели построения общества, в частности, демократического и тоталитарного. В конце он делает интересный вывод: идеально управляемое общество должно быть многоуровневой системой, где на каждом уровне люди взаимодействуют лично в очень малых группах, а интересы низших групп учитывают их отдельные представители. Турчин, видимо, считал эту схему управления демократической, но если хорошенько подумать, то это иерархическая патриархальная феодальная система.
Придя к такому парадоксальному выводу, я еще раз убедился, что с научной парадигмой что-то не так, и стал копать дальше. Я покупал и читал много книг по истории, ходил на открытые лекции по истории в МГУ.