«К памяти Божией надо себя приучать, — пишет еп. Феофан Затворник, — и средство к этому — краткая молитовка, непрестанно в мысли повторяющаяся» (Ф II, 166; ср.: Ф II, 156).
«Главное, в чем надо упражняться, есть память Божия, или хождение в присутствии Божием. Старайтесь приобретать навык всегда быть в сознании и чувстве, что находитесь под оком Божиим, проникающим всю глубину вашего сердца и все внутренние движения ваши видящим. Молитва Иисусова стоит в числе средств к успеху в навыке ходить перед Богом» (свт. Феофан Затворник. Ф IV, 3).
Но в то же самое время — постоянное повторение краткой молитвы не всегда есть память Божия: вне искреннего искания Бога всей жизнью оно будет бессильным и бесплодным покушением на невозможное. И наоборот: при формальной недостаточности произнесения краткой молитвы, из–за обстоятельств жизни в шуме и суете, но при болезненном в то же время искании Бога как бы молчащим умом — память Божия будет пребывать в любящем сердце.
Ученик Варсонофия Великого сказал ему: «(Я) целый день нахожусь в занятии, — и оно не допускает мне помнить о Боге». Старец отвечал: «Бывает, что иной много слышит о каком–либо городе, но когда случится ему войти в него, он не знает, что это тот самый город, о коем он слышал. Так и ты, брат, целый день проводишь в памяти Божией и не знаешь того. Иметь заповедь и стараться сохранить ее, как Божию, — в сем заключается и повиновение и память Божия» (Д II, 579). «Если же и не произнесешь в сердце имени Божия, — сказал он же, — а только вспомнишь о Боге, то это еще скорее призывания — и достаточно в помощь тебе» (Д II, 584). Искание и хранение памяти Божией есть исполнение первейшей заповеди, данной в Ветхом и со всею силою повторенною в Новом Завете, заповеди, обращенной ко всем.
«Сообразно с заповедию, — говорит св. Григорий Синаит, — должно предпочитать всему заповедь всеобъемлющую — память Божию, о коей говорится:
Искание постоянной памяти Божией неизбежно и вскоре же приведет к постоянной молитве, как к ближайшему средству для достижения цели, но эта молитва только тогда выполнит свое назначение, когда она будет не механическим действием, а «взысканием погибших», взысканием любви, хотя бы самой ничтожной.
«Больше всего к этому (к молитве), — пишет еп. Феофан в одном письме, — располагать может память о Боге, а вы еще лучше прибавили: любовь к Богу» (Ф II, 165–166).
Память Божия есть память любви.
Понятие памяти Божией уходит в глубину любви Божией. Оно так же глубоко, как понятие о самой молитве.
«Надлежит знать нам, — говорит св. Исаак Сирин, — что всякая беседа к Богу, совершаемая втайне, всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном… нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится воедино, — будешь ли разуметь различные чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение, или все прочее, из чего составляется весь чин подлинной молитвы, от которой рождается любовь Божия…» (Д II, 671; От. 249).
На пути к совершенной памяти — любви, которая у святых рождается в совершенной молитве, много будет у несовершенного сердца «заботливой печали о Господе», и воздыханий о Его вожделенном имени, и страха потерять Его в окружающем шуме.
«…Преславное то и многовожделенное Имя, укосневая чрез памятование о нем ума в теплом сердце, порождает в нас навык любить благостыню Его беспрепятственно…» (блаж. Диадох, Д III, 38).
«Если душа просияла памятованием о Боге и неусыпным бдением день и ночь, — говорит св. Исаак Сирин, — то Господь устрояет там (внутри) к ограждению ее облако, осеняющее ее днем, и светом огненным озаряет ее ночь…» (Д II, 713). И наоборот: «Что приключается рыбе, вынутой из воды, то приключается и уму, оставившему памятование Бога и блуждающему в воспоминаниях мира сего» (преп. Исаак Сирин, От. 228). Человек, поверивший в Бога, должен жить в божественной стихии, в которую он входит через любовь — память Божию.