«Сожалею, — пишет от. Амвросий Оптинский, — что твое здоровье в настоящее время очень слабо, и делает тебя, по–видимому, неспособной к исполнению монастырских подвигов. Но св. Лествичник и болезнь называет подвижничеством и притом подвижничеством отраднейшим, хотя и невольным. Отраднейшим потому, что на произвольное подвижничество охотников мало, и притом тут может примешиваться возношение, осуждение других, а в невольном болезненном подвижничестве нечем человеку погордиться, нести же оное человек несет как–нибудь, хотя и невольно, по нужде — уж некуда деваться… Поэтому старайся в болезни благодушествовать и благодарить милосердие Божие за невольное вразумление» (А, 118).
Характерно, что совета на ослабление молитвенного подвига больным Отцы не дают. «Под предлогом немощи не оставляй молитвы» (митр. Феолипт. Д V, 192).
Внутреннее делание никогда не должно быть оставляемо. Больной может не поститься, но и он должен быть в непрестанном взыскании Бога. Точно так же и здоровый человек: три меры питания себя предоставляются его свободному изволению, но какой бы меры он ни придерживался, каждая из них будет законной только при соблюдении основного закона внутреннего делания — искания любви и смирения Божия. Вот почему преп. Ефрем Сирин говорит: «Сел ты за трапезу? — Ешь хлеб, а не осуждай ближняго, чтоб чрез осуждение не сделаться тебе пожирающим брата своего» (Д II, 378).
Непонимание нами христианства как стяжания еще здесь, на земле, Царства Божия, не дает нам правильно представить себе и путь подвижников. В нашем представлении это какое–то сплошное мучительство плоти.
«Путь добродетели, — пишет блаж. Диадох, — для начинающих кажется жестоким и пристрашным не потому, что он был сам по себе таков, но потому, что человеческое естество с самого исхода из чрева материнского привыкает жить в удовольствиях. А для тех, кто успели пройти уже до средины его, он является весь благим и отрадным… душа уже со всем удовольствием шествует по стезям добродетели» (Д III, 69, 70).
«Любовь Божия в нас делает нетрудными заповеди и всякое затруднение при исполнении их устраняет» (преп. Ефрем Сирин. Д II, 365).
«В самом начале отречения, без сомнения, с трудом, самопринуждением и прискорбностью исполняем добродетели; но преуспевши, перестаем ощущать в них скорбь, или ощущаем, но мало; а когда плотское мудрование наше будет побеждено и пленено огнем ревности, тогда совершаем их уже со всей радостью, вожделением и Божественным пламенем» (св. Иоанн Лествичник. Д II, 492).
Очевидно, это относится и к посту, и ко всему телесному подвигу подвижников. Чем больше входят они в «селение Божие», тем все больше питаются Божественной пищей. Постепенное вхождение в Царство Божие, которое внутри нас, все больше уменьшает область той плоти и крови, которые Царства Божия не наследуют (1 Кор. 15, 50). Вот почему святые могли питаться так мало и в то же время быть физически крепкими людьми. Небесное питание не аллегория, а чудо, что в то же время не уменьшает его биологическую действенность.
Когда «все помыслы человека составляют одно целое по Богу, тогда и плоть сия последует помыслу по Богу, и является радость духа в сердце, питая душу и утучняя тело, укрепляя их обоих» (авва Иоанн Пророк. Д II, 568).
«Отказываться самоохотно от сластей (пищи и пития) мы не можем, если самым делом и опытом не вкусим божественной сладости всем чувством (блаж. Диадох. Д III, 33).
„Поверь мне, брат, я знаю человека такой меры, — в течение недели раз и два и чаще восхищается он к духовной пище, и от сладости ее забывает чувственную пищу; когда же приходит вкусить хлеба, то, как бы пресыщенный, не хочет вкушать его“ (авва Иоанн Пророк. Д II, 568).
* * *
Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, — сказал Апостол (1 Кор. 6, 19). Апостольское учение Отцов о человеческом теле — храме Божием неразрывно связано с их учением о Невидимой брани.
Отцы именовали тело „естественным монастырем души“ и учили, что душа должна ощутить свое уединенное пребывание в нем, как в убежище, чтобы отражать нападение помыслов и страстей, чтобы созидать в себе дом Божий. На этом уединенном пребывании внутри себя, а именно в сердце, на этом соединении внимания ума с сердцем в памяти Божией, основана не только защита от нападения в Невидимой брани, но и стяжание мира и возможность непрестанной молитвы. Человек должен войти в свою внутреннюю пустыню, чтобы идти в Землю обетованную.
„Клеть души есть тело… Душа входит в клеть свою, когда ум не блуждает туда и сюда по делам и вещам мирским, но находится внутри сердца нашего“ (св. Григорий Палама. ЖМП, 1956, №4).
Спаситель заповедал: войти в клеть свою и молиться там Богу Отцу своему втайне (Мф. 6, 6). Клеть эта, как толкует св. Дмитрий Ростовский, означает сердце» (еп. Феофан Затворник. Ф III, 382).
«Все желание твое и чаяние да будет всегда обращено к невидимому посещению Божию. Но ведай, что Бог не посетит души твоей, если не найдет ее уединенною в себе самой» (преп. Никодим Святогорец. Н, 271).