Путь отцов

«По отступлении благодати». Все учение Отцов о подвиге основано на учении о благодати, а учение о благодати — на учении о смирении. Подвиг неосуществим без благодати, благодать дается только смиренному, поэтому вся цель подвига — научиться смирению, чтобы приобрести благодать. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4, 6; 1 Пет. 5, 5) — вот незыблемая формула Священного Писания и св. Отцов. Трудись до конца жизни своей, изнемогай в труде своем, преодолевай изнеможение свое, но спасение свое ты все–таки получишь не за этот труд, а даром, только за смирение и любовь своей веры, как нищий милостыню. И все труды твои абсолютно необходимы для стяжания именно этой и только этой нищеты.

«Воздаяние бывает не добродетели, — говорит св. Исаак Сирин, — и не труду ради, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые будут напрасны» (Д II, 665).

Какая неожиданная, несравнимая и неизреченная радость в этом учении! Ведь этим учением возвеличивается только одно единственное и никогда уже более не повторимое в мире — спасительная кровь Иисуса Христа.

«Когда одерживаем мы победу над врагами, то это кровь Христова побеждает их, как написано в Апокалипсисе: и тии победиша его кровию Агнчею (Откр. 11, 12)» (преп. Никодим Святогорец. Н, 220). Иди, как поется в каноне Вербной недели: Возопиша с веселием праведных дуси: ныне миру Завет Новый завещается, и кроплением да обновятся людие Божия крови.

«Время некое просвещаемый и упокоеваемый божественною благодатью, — говорит преп. Иоанн Карпафийский, — по умалении же ее впадающий в парения ума и влечения неподобные и ропщущий за то, или бесполезному унынию предающийся, а не ревнующий мужественно молитвою опять восстановить в себе спасительное то настроение, — подобен бедному, который, получив милостыню из палаты царской, негодует, что не введен был внутрь, чтоб возлежать за царскою трапезою» (Д III, 102).

Нищие не могут роптать, но не могут и унывать, они могут только нести свой труд нищеты и надежды. Они слышат, как «Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным», и они знают, что это слышание они имеют только через свою нищету.

Вот почему, когда святые говорят о смирении, в их словах слышится какой–то благоговейный трепет.

«Смирение есть некая таинственная сила… (она есть) риза Божества. Кто облекается в сию ризу смирения, облекается в самого Христа… Что есть совершенство? — Глубина смирения» (св. Исаак Сирин. Д II, 688, Д V, 395).

«Говорящие или делающие что–либо без смирения подобны строящему храмину без цемента. Опытом, разумом обрести и познать смирение есть достояние весьма немногих. Словом о нем разглагольствующие подобны измеривающим бездну. Мы же, слепые, мало нечто о сем великом свете гадающие, говорим: смирение истинное ни слов смиренных не говорит, ни видов смиренных не принимает, не нудит себя смиренно о себе мудрствовать, и не поносит себя, смиряясь. Хотя все это начатки суть, проявления и разные виды смирения, но само оно есть благодать и дар свыше» (св. Григорий Синаит. Д V, 223).

«Смирение есть нечто величайшее в добродетелях, ибо оно, в ком вкоренится, чрез искреннее покаяние, и в спутники себе приимет молитву с воздержанием, тех тотчас делает свободными от страстей, мир силам их подает, сердце очищает слезами и исполняет его тишины в нашествии Духа… Но поскольку они углубляются в глубины Духа, постольку погружающийся в глубину смиренномудрия; а от сего возрастает в них познание своих мер и немощи человеческого естества, и увеличивается любовь к Богу и ближним, — так что они убеждены бывают, что почерпают освящение от одного приветствия и близости обращающихся с ними» (преп. Никита Стифат. Д V, 131, 132).

«Странное скажу тебе слово, но не дивись. Если и не достигнешь бесстрастия, по причине, может быть, тиранских предрасположений, но находясь во время исхода в глубоких чувствах смирения ничем не меньше бесстрастного вознесешься на облаках. Ибо пусть сокровище бесстрастных составлено бывает из всякой добродетели, но драгоценный камень смирения паче всех их досточестен и высок и стяжавшему его доставляет не только умилостивление перед Богом, но и вход с избранными в брачный чертог Царства Его» (преп. Феогност. Д III, 432).

«Некоторый брат спросил у старца: что есть смирение? Старец отвечал: древо жизни, возрастающее до небес…». «Смирение состоит в том, чтобы делать добро тем, которые делают нам зло…». «Смирение — дело великое и Божественное» (От. 494, 495, 499).

Вот как говорят о смирении святые. Возможность смирения лежит на самом дне сердца и отсюда начинает бить его «Живоносный Источник», — единственно, что надежно, единственно, что может встретить любовь Божию и Его благодать.