Путь Пастуха (СИ)

Однако этот Циди-Аман, похоже, слишком ценил свою бандитскую независимость, чтобы признать господином далёкого владыку Та-Кем. Бхулак, на самом деле направляемый Поводырём, знал, что его небесного наставника такое положение вполне устраивает. Почему-то ему нужны были сильные и независимые, а главное — объединённые хапиру. Зачем — Бхулак ломал над этим голову, но Поводыря уже не спрашивал, зная, что тот всё равно не ответит.

С другой стороны, Поводырь не возражал и против временного союза хапиру с египтянами, так что в любом случае миссия Бхулака оказалась успешной. Однако Циди-Аман ему не нравился. Но ему придётся прятать свои чувства — тут было ещё кое-что интересное, что следовало изучить.

— Я видел у твоих людей чудесное оружие, князь земли, — начал он.

Хапиру просиял — гость-таки признал его достоинство.

— Можно ли взглянуть на него поближе? — продолжил Бхулак.

Эти слухи тоже доходили до Египта: здесь пользовались каким-то новым оружием из бронзы, мощнее копья или топора. Бронзы в Египте никогда не хватало и оружием из него могли владеть лишь важные люди. Остальные воины сражались медными топорами и копьями, а ещё каменными кинжалами и булавами. Этого было вполне достаточно против диких ливийцев или нубийцев, но не против людей Ханаана, имевших доступ к меди и олову из заморских стран. В дальнейшем это могло создать трудности, потому Ментухотеп поручил своему эмиссару узнать о новом оружии как можно больше. Да того и самого оно интересовало.

— Конечно же, благородный Бхулак, — склонился Циди-Аман и дважды хлопнул в ладоши.

В комнате бесшумно возник слуга-раб — похоже, из Междуречья, страны Киэнги, которую ещё называли Шумером. Князь бросил ему пару слов, раб склонился и исчез. Вскоре вместо него появился крепкий молодой хапиру. Бхулак мельком отметил, что он — один из его сыновей, в чём, впрочем, не было ничего удивительного.

А вот блестящий предмет, который тот держал в обеих руках, привлекал внимание. Сначала Бхулак решил, что это какой-то вид боевого серпа. Но когда взял оружие, с поклоном протянутое ему юношей, сразу понял, что ошибся — это была секира, произошедшая, скорее, от топора. Плавно изогнутое лезвие, заточенное с внешней стороны полностью, а с внутренней лишь в верхней части, широкий скос, длинная деревянная рукоять, которую можно было держать обеими руками. Опасная вещь, которой можно и рубить, и даже, приноровясь, колоть. Похоже, она способна была наносить страшные раны — отрубать конечности, обезглавливать, выворачивать внутренности...

— Его называют хопеш, — произнёс Циди-Аман.

Бхулак отметил, что он воспользовался египетским словом, переводившемся как «нога козлёнка». Но вещь эта была не из Египта.

— Говорят, его придумал один мастер из страны хатти, — продолжал князь. — Сначала таких клинков было очень мало, потому что не хватало бронзы. Но теперь её становится всё больше...

Бхулак начал было раздумывать, почему это хитрый хапиру так охотно демонстрирует ему новое мощное оружие. Но тут его неожиданно пронизало мгновенное видение орущих воинов, несущихся в бой на невиданных лёгких повозках, влекомых не быками или ослами, а некими похожими на диких лошадей животными. Воинов, вооружённых такими вот «козьими ногами», легко разрубающими сверху вниз пеших противников. Египтян...

Видение ушло так же быстро, как и появилось. Такое бывало с Бхулаком и раньше — много раз. Он не знал, насылает ли эти картины Поводырь, или это его собственный пророческий дар, и сбудется ли на самом деле то, что он видел. Иногда сбывалось и приходило в реальный мир, иногда нет.

Скорее всего, это не Поводырь — тот часто показывал ему картины, но это всегда было что-то, что происходит сейчас, только очень далеко. И видения эти были ясными, чёткими и долгими, а не таким вот мимолётными сумбурным наваждением. Но что толку сейчас думать об этом...

— Прекрасный клинок, владыка, — похвалил Бхулак, пальцем пробуя заточку.

— Прошу вас, господин, примите его и доставьте божественному царю в знак моего восхищения его величием, — ещё ниже склонился Циди-Аман.

Это вызвало у Бхулака ещё большее удивление, но он не показал его, возвращая князю поклон.

— Безгранична щедрость рубаум рабиум, — произнёс он.

Удаляясь наутро от селения хапиру по зелёному горному распадку, вдоль рокочущего и сверкающего под юным солнцем резвого ручейка, Бхулак размышлял, что там держал у себя за пазухой этот Циди-Аман. Посланец Египта не верил ему на ни горчичное зернышко. Но тот обхаживал Бхулака, как мог, а вечером закатил в его честь пир, который полагал роскошным. Во всяком случае, было много пива, жареной баранины и козлятины, а ещё —рабыни-танцовщицы, правда, не слишком искусные. Двух из них князь отослал в комнату, где ночевал его гость.

На пиру он всё время выспрашивал Бхулака о Египте и новом его царе, пытаясь в свою очередь уйти от встречных вопросов. Впрочем, опытом и наблюдательностью его гость обладал колоссальными, поэтому и сам многое выяснил о силе и образе действий хапиру, в том числе и из скупых фраз князя.