Путь познания. Размышления…

Отцовский позитив я больше не видел, а мой негатив хранится у меня до сих пор. Впоследствии я сделал с него прекрасный позитив. Он отлично напомнил мне тот яркий, солнечный день. Тогда отец довольно долго отдыхал в Алексине, и в одной из таких поездок мы ездили с ним по четвертой дорожке на Пасхаловский пляж, который в то время служил постоянным местом, где купались отдыхающие Дома отдыха. Когда, искупавшись, мы возвращались через бор и выехали на дачную поляну, отец, увидев автомобиль, захотел меня покатать. Не знаю, как он договорился с шофёром, а это был не шофёр, а владелец машины. Но только отец, оставив велосипед в одной из дач, повёл меня к автомобилю и спросил, хочу ли я покататься. Я ответил, что, конечно, хочу.

Для меня катание в автомобиле было таким несбыточным событием, о котором я даже мечтать не мог. Автомобиль был открытый, трёх или четырёхместный. Мы с отцом уселись в мягкие кожаные сиденья, а водитель, одетый в кожаную куртку и короткие брюки с гетрами на ногах, покатал нас несколько раз по дороге, которая пролегала вплотную к стоявшим на опушке бора дачам. Наше стремительное движение в автомобиле по дороге подняло тучу пыли, а я ощутил испуг. Я был вне себя от необычного ощущения – был наверху блаженства.

В моём 10-летнем возрасте у меня было мало навыков к самостоятельному поведению. А Юра уже был наравне с младшим сыном деда Егора – Николаем. Николай в это время жил и работал в Ленинграде, у него был опыт общения с девушками. Это я понял из разговора, состоявшегося между Юрой и Николаем, когда братья Золотарёвы (братья моей матери Надежды) решили организовать капитальную рыбалку. Они в Рыбной взяли рыбацкую лодку, запаслись рыболовными снастями, и по двое сев на вёсла, погнали лодку из Рыбной вниз по течению Оки, в Жириху. А по дороге решили остановиться там, где было сильное течение, что под каменным карьером. В лодке были все братья Золотарёвы, кроме старшего брата Ивана, взяли Юру и меня, и на плаву встали на якорь, стали прикармливать рыбу, но, видимо, остановились не там, где надо. Рыба брала наживку плохо. За два часа поймали только одного небольшого подлещика. Настроение у всех упало.

Оставив удочки на ловлю, решили передохнуть и закусить. Вот тут-то я услышал рассказ Николая, который с интересом слушал Юра. Он был моложе Николая всего лет на пять, хотя был лишь первым внуком деда Егора. Николай рассказывал Юре о том, как он познакомился с заинтересовавшей его девушкой и о том, как дальше развивались их отношения. Юра слушал его, как я видел, с замиранием сердца. Потом, когда Николай привёл в дом деда свою жену, я понял, что разговор Николая с Юрой в ту памятную ночь шел именно о жене Николая – Нине. Это была такая же, как Николай, молодая, симпатичная женщина, она привезла к деду свою дочь, трёхлетнюю Марину, которую я тогда сфотографировал. Тогда увлечение фотографией уже целиком захватило всё моё существо.

Разговор Николая с Юрой, происходивший в лодке, продолжался, и, кроме Юры, этот разговор с интересом слушал я. При этих обстоятельствах я коротко познакомился с историей Николая, младшего сына деда Егора. Вспоминая этот рассказ Николая, который он вёл для Юры, просвещая его в некоторых жизненных ситуациях, я думаю, что он не представлял из себя ничего особенно выдающегося. Но Юра слушал его с интересом, а я ловил каждое слово Николая, мне тоже было интересно. Видя неподдельный интерес Юры, Николай продолжил свой рассказ. Но для меня события этой ночи ещё были впереди. Я этого не знал, и неведение позволяло мне спокойно внимать интересному рассказу о многогранной жизни младшего сына дедушки.

Над Окой сгустилась ночная мгла, изредка слышались всплески игравшей после зари рыбы. Начинался дождь. Сообразив, что на них надвигается неожиданное ненастье, братья стали совещаться о том, как им быть. Пригнать тяжелую лодку под каменный карьер вниз по течению Оки было сравнительно легко, а теперь, думая о том, что им придётся грести в лодке против течения до Рыбной слободы, да ещё под начинавшимся дождём, братья стали думать о том, что им делать со мной, десятилетним мальчишкой, когда они будут под дождём гнать лодку обратно в Рыбную. Из их разговора я понял, что они считают меня ребёнком, хотя я этого не одобрял. К этому времени я успел в летние месяцы на спор самостоятельно переплыть Оку, и это позволяло мне думать, что я не такой уж ребёнок, как думают взрослые. Посовещавшись без моего участия, братья решили высадить меня на берег и гнать лодку без меня.