Путь правды — разведка

Однако в результате «дворцовых переворотов» 1953–1956 годов проводники сталинского курса восточной деспотии во благо народа проиграли. Победили партийные бюрократы — наследники европейских ценностей Коммунистического интернационала. Что же оставалось делать победителям после смерти Сталина, как не осудить его террор против бюрократии и, пожиная лавры его побед, установить режим коллективной власти высших партийных чинов вместо личной власти диктатора — Отца нации?

Но, восторжествовав, бюрократия осталась без правящего класса. В марксизме править может только класс, в чьих руках находятся средства производства. В странах Запада править можно на основе права частной собственности, тогда правит буржуазия. Либо общественной собственности — в руках сетевой организации пролетариев — партии, которую класс может контролировать в центре и на местах, отстаивая интересы в ячейках сети. Государственная же собственность всю власть отдает вертикали бюрократии. Контролировать бюрократию рабочий класс не может, потому что у него нет собственности. Контролировать бюрократию может система восточной деспотии с абсолютной властью вождя–отца. Что и делал Сталин.

3.1.3. Лучший критерий истины — практика

Иными словами, проблема краха СССР сводится к проблеме отсутствия национального правящего класса. Правящий класс -это много больше, чем политэкономия. Это нравственное и культурное наследие, которое создается веками, и процесс передачи этого наследия из поколения в поколение не менее важен для воспроизводства правящего класса, чем передача по наследству капитала или земельной ренты. Но в России — и это проклятье всех народов, испытавших на себе агрессию западной цивилизации, — полноценное воспроизводство правящего класса было нарушено уже в начале XVIII века в результате модернизации Петра I. Тем не менее, несмотря на свою культурную зависимость от Западной Европы в течение трех столетий, в России был свой национальный правящий класс, и он дал стране такие фигуры подлинно национальной и одновременно мировой культуры, как А. С. Пушкин и Л. Н. Толстой. Но это был феодальный класс в целом, в силу специфики русского сердца оказавшийся не способным перейти к капиталистическим формам хозяйствования (в отличие от немецкого пруссачества или японских феодалов и самураев).

Итак, дворянство как класс ушло и уже никогда не вернется, а на капиталистической основе у нас правящего класса никогда не было. Его нельзя создать усилием воли, на это уходят века органичного развития — семейного накопления капитала, который постепенно переходит во власть. То есть капиталистов политическими реформами создать можно быстро, а вот национальный правящий класс — нет.

А раз так, то крупные российские капиталисты в культурном смысле будут неизбежно вестернизироваться. Даже средние капиталисты в России предпочитают обучать своих детей на Западе. К Западу, особенно США, они будут тяготеть и в силу своей исконной нелегитимности в общественном сознании, неизбежного роста социальных антагонизмов и классовой борьбы. Их патриотизм зависит только от сохранности их кошелька. Никаких культурных национальных корней, кроме советских мещанских, у них нет.

Что касается мелкой буржуазии, а она в России растет, то это традиционно патриотическая среда, за исключением секций, зависящих от западного бизнеса. Но в монополистическую эпоху мелкая и даже средняя буржуазия не имеют никакого политического значения, кроме голосов на выборах. Поэтому, как мы теперь знаем, власть и бизнес в РФ легко преодолели свой «узкий национализм» и объявили о своем возвращении в «мировую цивилизацию». Прав оказался Троцкий, чей анализ остался верен главной догме марксизма о приоритете классовых интересов над национальными.