Путь России. Новая опричнина, или Почему не нужно «валить из Рашки»

Ярче всего этот закон выразил ипотечный кризис в США: пресловутые деривативы были инструментом в первую очередь не спекуляций, а снижения рисков инвестора. В результате риск покупателя первоклассной корпоративной облигации был на порядок ниже риска выпустившей ее корпорации. Массовая минимизация индивидуальных рисков привела к возгонке риска на общесистемный уровень и распаду системы.

Другое проявление этого закона – порча генофонда человечества из-за успехов медицины, обеспечивающей долгую и счастливую жизнь людям с ослабленной наследственностью. Из этой проблемы нет выхода: мы останемся людьми и будем спасать друг друга, но риск будет накапливаться на общесистемном уровне и неминуемо реализуется – стихийно и разрушительно.

Помимо накапливания общесистемных рисков, модель взаимодействия человека с природой меняется и самим человечеством. Те же самые технологии, которые обеспечили упрощение коммуникаций, обычно называемое глобализацией, сделали наиболее выгодным из общедоступных видов бизнеса, а значит, и наиболее распространенным видом деятельности, формирование человеческого сознания. В результате, если на протяжении всей своей истории человечество меняло окружающий мир, то теперь вектор развития разворачивается: человечество начинает заниматься изменением себя самого.

На поверхности эти фундаментальные изменения проявляются через стихийное повсеместное приспособление социальных отношений, соответствующих индустриальным технологиям, к идущим им на смену качественно новым постиндустриальным технологиям. На первом этапе это в основном информационные технологии, но затем их спецификой, вероятно, станет нацеленность на преобразование человека – как сознания, так и тела, а главное – на расширение психоэнергетических возможностей.

Увы, пока это изменение выглядит преимущественно как варваризация, возвращение средневекового общественного устройства, которому не мешают современные технологии.

Прощай, знание!

Более всего бросаются в глаза изменения в сфере образования. Во всем мире система, призванная воспитанием молодежи формировать нацию, вырождается в вульгарный инструмент социального контроля. Соответственно, и наука, являющаяся естественным продолжением системы образования, вырождается в набор все более сложных ритуалов и элементов культурной политики.

Конечно, это можно объяснить тривиальной борьбой элит за ограждение своих детей от необходимости вынужденного соперничества с талантливыми представителями социальных низов. Недобросовестной конкуренции никто не отменял, но, пока общества нуждались в профессионалах, понятный эгоизм элиты был обречен на общественное порицание и политическое поражение.

Что же переломило ситуацию?

То, что даже передовые общества начинают отсекать бедных от высшего образования (например, пресловутым Болонским процессом) и извращать его смысл, – признак ненужности для них технологического прогресса. Такая ненужность возможна лишь при резком ослаблении глобальной конкуренции.

И ослабление этой конкуренции налицо.

Важнейший результат качественного упрощения коммуникаций, ознаменовавшего собой начало глобализации, – формирование нового всемирно-исторического субъекта, глобального управляющего класса, названного Ж. Аттали «новыми кочевниками».

Упрощение коммуникаций сплачивает представителей крупных управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) на основе общности личных интересов и образа жизни. В то же время освобождение топ-менеджеров корпораций от контроля собственников (означающее и уничтожение частной собственности) делает управленцев самостоятельными.

Глобальный класс управленцев противостоит разделенным обществам не только в качестве нерасчлененного «хозяина» сталинской эпохи (что тоже является приметой архаизации), но и в качестве всеобъемлющей структуры.

Этот господствующий класс не привязан ни к одной стране и не имеет внешних для себя обязательств. Попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы подчиняются и начинают служить ему, а не своим народам, превращаемым в «дойных коров».

Таким образом, конкуренция – больше, правда, напоминающая прямое владение, контроль и насилие – изменилась и ведется теперь между глобальным управляющим классом и территориально обособленными, существующими в прежней реальности обществами.