Тем временем и военное ведомство частью приступило, частью наметило ряд реформ: омоложение и улучшение командного состава, повышение образовательного ценза военных училищ, организация кадров второочередных дивизий, усиление артиллерии, новая дислокация и т. д. Но работа эта шла страшно медленно, будя в армии тревогу и нарекания. Новый устав о воинской повинности, например, вышел только в 1912 году, далеко не оправдав ожиданий. Новое положение о полевом управлении войск было утверждено только в начале Мировой войны. Ряд комиссий по реорганизации быта и хозяйства войск так и не закончили к войне выработку новых норм.
В 1909 году военный министр секретным циркуляром сообщил старшим начальникам о возникновении тайных офицерских организаций, поставивших себе якобы целью ускорить насильственными мерами, по их мнению, «медленный и бессистемный ход реорганизации армии». Министр требовал принятия мер против этого явления… Об организациях подобного типа я никогда не слышал и уверен, что они и не существовали. Были явления другого порядка.
Еще осенью 1905 года, после заключения мира с Японией, в отряде генерала Мищенко, по инициативе старшего адъютанта штаба капитана Хагандокова, состоялось собрание десятка офицеров для обсуждения предложенного им проекта офицерского союза, основанного на выборном начале и имевшего целью оздоровление армии. Я присутствовал на двух таких собраниях до отъезда своего в Европейскую Россию. Цель была благая, но та форма, в которую должно было вылиться сообщество,– что-то вроде офицерского совдепа,– казалась несродною военному строю, и потому я не принял участия в осуществлении проекта.
Позднее я узнал из газет, что в мае 1906 г. в Петербурге, с разрешения военного министра Ридигера[59]
, состоялось заседание вновь возникшего общества, принявшего наименование «Обновление». Открытое собрание это привлекло большую офицерскую аудиторию, главным образом благодаря слуху, что членом общества состоит популярный генерал Мищенко. Временный председатель «Обновления», капитан Хагандоков, изложил программу общества – самую благонамеренную: самообновление и самоусовершенствование; подготовка кадров, соответствующих современным требованиям войны; борьба с рутиной и косностью, «принесшими так много горя государю и Отечеству». Устав общества представлен был военному министру, который его не утвердил. Тем дело и кончилось.Эпизод этот имел впоследствии неожиданное для меня продолжение. Тем, кто черпает «исторический материал» из советских источников, известно, как преломляется он в советском кривом зеркале. Некто Мстиславский, вся деятельность которого заставляет предполагать, что был он в то время провокатором, в 1928 году напечатал в советском «историческом» журнале[60]
свои воспоминания о мифическом офицерском союзе, в котором он якобы играл руководящую роль.В них он, между прочим, писал:
Парижская эмигрантская газета «Последние новости» поместила рецензию на этот журнал и приведенную мною выдержку из статьи Мстиславского. Я послал в газету опровержение:
Прошло 14 лет. 1942 год. Я жил в захолустном городке на юге Франции под бдительным присмотром гестапо. В газете немецкой пропаганды на русском языке «Парижский вестник» появилась статья другого провокатора, только уже справа, полковника Феличкина, который, обличая роль «жидомасонов» в истории русской революции, привел без всякой связи с текстом упомянутые фразы Мстиславского, сопроводив их доносом:
Феличкин не успел выслужиться перед немцами, так как вскоре умер.