Читаем Путь с сердцем полностью

На интенсивных курсах в уединении мы называем этих навязчивых посетителей, т. е. трудные повторные мысленные стереотипы, десятью главными мелодиями. В нормальных условиях, когда возникает процесс мышления, мы можем просто называть его: «мышление, мышление...»; и в свете осознания оно исчезнет подобно облаку. Однако десять главных мелодий, будь то слова, образы или повествования, станут упорно возвращаться невзирая на то, как часто будут отмечены. Они снова и снова повторяют свою тему как звукозапись. Сначала, чтобы приобрести перспективу, мы можем пронумеровать их – от одного до десяти. «О, вот он, третий номер большого концерта на этой неделе». Таким образом, когда мы их отмечаем, нам нет надобности всякий раз просматривать всю запись от начала и до конца; и мы сможем с большей лёгкостью от них освободиться. Или нам можно воспользоваться одной вариацией этой техники и дать им какие-нибудь смешные имена или звания. Я дал имена многим ныне знакомым мне аспектам самого себя, например: «Выживший после голодовки», «господин Добившийся», «Гунн Аттила», «деточка Джекки», «боязнь темноты», «нетерпеливый любовник». Таким образом повторные стереотипы страха, печали, нетерпенья или одиночества становятся более знакомыми, и я прислушиваюсь к их повествованиям с большим дружелюбием и добродушием. «Алло, приятно увидеть вас снова! Что скажете мне сегодня?»

Однако этого недостаточно. Предположим, мы сталкиваемся с повторным повествованием о разводе родителей. Ещё и ещё раз идёт разговор о том, какие дети что получили из имущества, кто кому что сказал. Такое повествование может проигрываться много раз. И когда это происходит, мы должны расширить поле своего внимания: как эта мысль чувствуется в нашем теле? О, в диафрагме и в груди есть напряжённость. Мы можем называть это переживание «напряжённость, напряжённость» – и в течение некоторого времени удерживать на нём пристальное внимание. Когда мы действуем таким образом, мы можем открыть переживание для других ощущений; и тогда освободится множество прочих, новых образов и чувств. Таким образом мы сможем сначала освободить скрытые внутри зажимы и телесный страх. Затем нам можно распространить внимание далее, на новые чувства. Какие чувства возникают вместе с этим мысленным стереотипом и мысленной напряжённостью? Сначала они могут оставаться наполовину скрытыми или пребывать в подсознании; но если мы внимательно прислушаемся к ощущениям, начнут обнаруживаться и чувства. Напряжённость в груди станет грустью, а грусть может сделаться горестью. И когда мы в конце концов начнём горевать, стереотип растворится.

Подобным же образом, встречаясь с повторной физической болью или с трудным настроением, мы можем расширить осознание до уровня мыслей, до повествований или мнений, которые приходят вместе с ними. При тщательном внимании мы можем обнаружить едва различимое мнение о самих себе, которое придаёт постоянство этой боли или этому настроению; возможно, здесь будет повествование о нашей ничтожности, нечто вроде: «таким я буду всегда». Когда мы осознаем это повествование или мнение и увидим его как «всего лишь это», стереотип часто окажется растворённым.

Повторяющиеся мысли и повествования почти всегда подогреваются находящейся в глубине эмоцией или чувством. Эти неощутимые чувства составляют часть того, что снова и снова возвращает эту мысль. Дальнейшее планирование обычно подогревается озабоченностью. Воспоминание о прошлом часто подогревается сожалением, виной или горем.

Многие фантазии возникают как ответ на боль или опустошённость. Задача медитации – опуститься глубже этого уровня повторения записанного послания, ощутить и почувствовать энергию, которая выталкивает его вверх. Когда мы сумеем сделать это и по-настоящему придём к взаимопониманию с чувствами, более не будет необходимости в возникновении мысли, и стереотип естественно угаснет.

Полное осознание чувств.

Это второй принцип освобождения от повторных стереотипов – открыться для полного осознания чувств. Именно уровень чувства управляет большей частью нашей внутренней жизни; однако нередко мы не осознаём по-настоящему своих чувств. Наша культура приучила нас к зажимам, к подавлению – мужчине не подобает «проявлять эмоции», а женщинам позволительно проявлять лишь некоторые из них. На одной карикатуре, отражающей наше двойственное отношение к данной проблеме, была изображена женщина, спрашивающая гадалку, почему её муж не желает ничего говорить о своих чувствах. Глядя в свой хрустальный шар, предсказательница заявляет: «В январе будущего года мужчины Америки начнут говорить о своих чувствах. На какие-нибудь минуты женщины всей страны пожалеют об этом».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Казалось бы, в последние годы все «забытые» имена отечественной философии триумфально или пусть даже без лишнего шума вернулись к широкой публике, заняли свое место в философском обиходе и завершили череду открытий-воскрешений в российской интеллектуальной истории.Вероятно, это благополучие иллюзорно – ведь признание обрели прежде всего труды представителей религиозно-философских направлений, удобных в качестве готовой альтернативы выхолощено официозной диалектике марксистского толка, но столь же глобальных в притязаниях на утверждение собственной картины мира. При этом нередко упускаются из вида концепции, лишенные грандиозности претензий на разрешение последних тайн бытия, но концентрирующие внимание на методологии и старающиеся не уходить в стилизованное богословие или упиваться спасительной метафорикой, которая вроде бы избавляет от необходимости строго придерживаться собственно философских средств.Этим как раз отличается подход М. Рубинштейна – человека удивительной судьбы, философа и педагога, который неизменно пытался ограничить круг исследования соразмерно познавательным средствам используемой дисциплины. Его теоретико-познавательные установки подразумевают отказ от претензии достигнуть абсолютного знания в рамках философского анализа, основанного на законах логики и рассчитанного на человеческий масштаб восприятия...

Моисей Матвеевич Рубинштейн

Философия / Образование и наука