Путь самурая

Сзади послышался звук приближающегося мотоцикла, и возле стоявшего у тротуара «Бентли» притормозил скоростной «Чёрный дрозд», на котором восседал затянутый в кожаные доспехи человек в глухом чёрном шлеме. «Забрало» шлема было поднято, и мотоциклист приветственно улыбался мне, делая какие-то знаки рукой. Потом я заметил на его груди фотоаппарат, объектив которого напоминал телескоп, и тяжело вздохнул, догадавшись, что означает вся эта пантомима. Папарацци просил опустить стекло, чтобы оно не мешало ему фотографировать. Пристрелить его, что ли? Кивнув, я продемонстрировал ему известный даже детям жест: средний палец вытянут, все остальные сжаты в кулак. Обрадованный фотограф мигом запечатлел этот знаменательный момент. Ну конечно, он привык и не к такому обращению. Перестав обращать на него внимание, я осторожно отъехал от тротуара и, нарушая все правила, стремительно завернул, выезжая на противоположную полосу. Мотоциклист легко повторил мой маневр. Огромный «Бентли» раза в два проигрывал «Хонде» в скорости, и устраивать в вечернем Париже гонки с этим папарацци было бы первостатейной глупостью с моей стороны. Но и сдаваться без боя я не собирался. Впереди открывался Boulevard Haussmann, на котором легко можно было как следует разогнаться, чтобы затем свернуть куда-нибудь в боковую улочку. Возможно, там мне удастся отыскать тихий уголок, где уже никто не помешает «таинственному наследнику» начистить физиономию этому мотофотографу.

Проскочив перекрёсток на красный свет, я вылетел на бульвар и начал разгонять свою зелёную громадину, рассчитывая оторваться от мотоцикла. Но все мои планы смешал серебристый «Рено», неожиданно выскочивший откуда-то сзади. С лёгкостью обойдя «Бентли», «Рено» пристроился впереди, и, несмотря на все старания, мне уже никак не удавалось его обогнать. Впрочем, ехал этот наглец достаточно быстро, и я успел мимолётно удивиться, потому что парень явно нарушал правила. Или он тоже от кого-то убегает? Через секунду я позабыл о «Рено», заметив в зеркальце заднего вида быстро приближающийся мотоцикл. В этот момент всё и произошло.

Боль взорвалась сразу во всём теле, сердце рванулось из груди, проламываясь сквозь рёбра, мозг развалился на тысячу мельчайших осколков, глаза перестали видеть, а руки – повиноваться. Такой боли я не испытывал никогда, это было что-то невообразимое, невозможное, дикое. Теряя сознание, я ощутил, что лечу куда-то вбок; в тот же миг земная твердь всей своей массой врезалась в моё тело, расплющивая и отбрасывая его в небытие…

Глава десятая

Сначала возникли звуки. Где-то совсем рядом ходили люди, некоторые – торопливо, другие – медленно, степенно. Я услышал частый перестук каблучков, что-то упало с металлическим звоном, скрипнула дверь. «Нет, ещё не успела, месье Сильвани…» – сказала женщина, и ей ответил отдалённый рокот мужского баса. Затем я ощутил запах и улыбнулся, узнавая его. Чистая, пронзительная свежесть – так пахли духи, которыми когда-то пользовалась Таня. Кажется, что-то японское было в их названии. Кроме этого аромата в воздухе витала ещё тысяча разных запахов, складывавшихся в одну мощную композицию. Её я узнал безошибочно, потому что спутать запах больницы невозможно ни с чем. Лечить принято тех, кто ещё не умер. Значит, дела не так уж плохи. Просто меня в очередной раз пытались убить.

Теперь я мог точно сказать, как именно погибли Доди аль-Файед и Диана Спенсер той далёкой августовской ночью. Кроме того, я знал имя человека, который желал моей смерти. В этой мозаике ещё не хватало нескольких фрагментов, но и без них картина была почти завершена. Лёжа на жёсткой больничной кровати с закрытыми глазами, я отчетливо видел лицо красивой, очень смуглой девушки в очках, которая твёрдо следовала воле Аллаха. Это казалось невероятным, но я знал, что прав: убить меня пыталась Фатима.

Глубоко вдохнув, я потянулся всем телом и открыл глаза. Белый потолок, белые стены, полумрак, на столике слева – какая-то непонятная аппаратура, опутанная разноцветными проводками, которые тянутся к нескольким датчикам на моей груди. Судя по непрерывной волнистой линии, бегущей по экрану одного из этих загадочных агрегатов, сердце «наследника таинственной империи» работает как часы. Или это не сердце?

– Андре? – удивительно знакомый голос. Сидевшая у окна девушка отложила книгу и смотрела на меня с радостным удивлением. Она была прелестна, хотя её длинное вечернее платье тёмно-вишнёвого цвета смотрелось в больничной палате несколько странно.

– Привет, Таня, – улыбаюсь я. – Знаешь, я успел соскучиться. Мы давно не виделись?

– Тебя привезли четыре часа назад, – ответила девушка, подходя ко мне. – Всё это время ты был без сознания. Что случилось, Андре?

– Меня пытались убить, – просто сказал я, приподнимая одеяло и убеждаясь, что одежды на мне нет. – Автокатастрофа, разыгранная словно по нотам. Как ты меня нашла?

– При тебе обнаружили мой служебный пистолет, – сердито ответила Таня. – Я уже была в театре, когда позвонили из префектуры.