Путь самурая

Мы болтали о том о сем, я сидел напротив Тани, между нами стоял журнальный столик. Потом ходил по комнате, держа в руке свой бокал, и что-то рассказывал – уже и не помню что. Что-то веселое, что-то из нашей дурной службы – о глупости начальства, об идиотах-«клиентах», просто что-то из того, что слышал в своей не такой уж и короткой жизни. Рассказывать так-то я умею, язык подвешен.

Таня смеялась, кивала, и мне вдруг представилось, что я снова студент и нахожусь в студенческом общежитии, на свидании со знакомой студенткой. Таня вообще-то очень молодо выглядит, никак не на свои двадцать восемь лет (она почти моя ровесница). Ей можно дать максимум двадцать, а то и того меньше. То ли из-за короткой прически, то ли из-за ее маленького роста (не более метра шестидесяти, а то и того меньше – и это при моих ста восьмидесяти пяти!). Девчонка-старшеклассница, да и только!

А потом я оказался на диване рядом с ней. Она что-то рассказывала, я слушал, и моя нога при этом касалась ее бедра – упругого, сильного. От Тани пахло тонкими духами – не сильно, не так, как от толстых старых дам, за которыми тянется шлейф блевотного приторного запаха, нет! Чем-то цветочным, тонким – может, каким-то кремом?

А еще – чистым женским телом. Слегка вспотевшим от чая и от июньской нескончаемой жары. Или от возбуждения…

Я смотрел на ее полные губы, шевелящиеся перед моими глазами как две сочные, вкусные клубничины, смотрел на гладкие щеки, которые покрыл прекрасный румянец, и внутри у меня все тряслось от желания. Сердце дрожало и бухало в ребра так, как если бы шаловливый мальчишка бил в пустое ведро сухим яблоневым суком.

Сейчас я не видел ничего, кроме этой ложбинки между грудями, не слышал ничего, кроме мелодичного голоса, рассыпающего смех звонкими колокольчиками. Я будто впал в безумие. Никогда я еще не испытывал такого состояния, никогда в жизни! Может, это было результатом длительного воздержания, может, требовали выхода накопленные, сжатые, как пружина, эмоции, таившиеся в моем теле, как взрывчатка таится в холодном артиллерийском снаряде. А может, это снадобья Сазонова подстегнули мой организм, как кнут подстегивает медленно идущего быка, заставляя его мчаться со всей возможной прытью, спасаясь от ожигающего сзади жестокого удара кожаного хлыста!

Не важно, что это было, но я держался из последних сил, чтобы не облапить эту девушку и не впиться поцелуем в ее полные, сочные губы! И хватило моего здравомыслия только на то, чтобы встать, на негнущихся ногах подойти к двери и закрыть ее на защелку. А потом щелкнуть выключателем, гася люстру, чтобы она прекратила разливать по всем углам комнаты свет, как известно, являющийся врагом продвинутой, сексуально оголодавшей российской молодежи.

А затем я снова плюхнулся на диван, схватил ойкнувшую Таню в охапку и приник к ее губам – безвольным, но таким сладким, таким желанным, таким… таким… это не сказать словами! Самым желанным сейчас губам в мире!

Она пыталась что-то сказать, даже вроде как отталкивала меня, лепетала что-то о том, что она замужем, что может кто-то прийти, что могут сейчас позвонить, что я сошел с ума, но… я уже не слышал ничего и ничего не воспринимал. Мои руки действовали будто сами по себе.

Я опрокинул Таню на спину, задрал юбку до пояса, лихорадочно сдернул с себя брюки, вошел в женщину, и… меня хватило секунд на пять, настолько сильно было мое возбуждение. Но я не остановился и продолжал делать свое «черное» дело.

Таня вначале лежала молча, и только глаза ее, широко раскрытые, огромные, как у лемура, блестели в свете фонаря, лучи которого влетали в комнату через неплотно задвинутые шторы.

В первый мой раз она глухо застонала, выгнулась всем телом, будто стараясь сбросить меня с себя, а когда я продолжил, не останавливаясь, врубаясь в нее, как отбойный молоток, – зашевелилась, начала тихо стонать, зажимая рот ладонью и закатывая глаза. Ее ноги обхватили мои бедра, и она стала вжиматься в мое тело, подаваясь навстречу при каждом моем движении, схватив меня руками за ягодицы, задавая ритм, настаивая на том, чтобы я двигался все быстрее и быстрее – хотя куда уже быстрее, я и так работал своим «хозяйством», как чертов дятел своим клювом!

Наконец она протяжно простонала-прорычала, дергаясь в моих руках, прерывисто, со всхлипом тяжело дыша. Я тоже кончил и опал на ней, будто из меня мгновенно выдернули позвоночник. Не помню, когда еще испытывал такое наслаждение от секса! Только с любимой женой, в самые первые наши встречи, когда мы еще не были мужем и женой, когда быт не влез в нашу жизнь и не свел постельные ласки к регулярным, очень приятным, но таким обыденным ежедневным упражнениям. Это было потрясающе и даже немного страшно. Неужели я способен на такое?! На такую страсть?! На страсть, сносящую разум, на страсть, толкающую едва ли не на преступление?! Ведь я фактически изнасиловал Таню! Замужнюю женщину, старшего лейтенанта милиции, прямо в ее кабинете! Кошмар! Как она это воспримет?! А если… нет, даже думать об этом не хочется! Скандал!