Через пять минут я был снова в доме Милютина, где, включив видеокамеру, начал свой допрос. Вначале – допрос одного рыжего.
Он кололся с большой охотой, выкладывая любые подробности, которые я требовал у него рассказать. Вот как иногда помогает прибор бесшумной стрельбы – простой «макаров» вряд ли бы сумел так запугать этого негодяя. Дураку ясно, что тот, кто надел на ствол глушитель, пришел совсем не разговоры разговаривать. Пришел для другого, гораздо более неприятного, но, может быть, даже менее болезненного дела.
Мне пришлось пару раз пнуть парня в бок для ускорения замедлявшейся речи, и эти действия благотворно подействовали на его косноязыкий речевой аппарат.
Картина выяснилась обычная, можно даже сказать – вульгарная. Приемная дочка желает много гулять, развлекаться, нюхать и пить, а еще – играть в казино. Она постоянно на этом залетала, и отчим каждый раз ее вытаскивал, до тех пор, пока не сказал: хватит, теперь ты сама по себе. Надоела! Больше ни копейки – только на еду, а если эти деньги проиграешь, то будешь сидеть голодная.
А у нее долги, ее щемят бандиты от казино!
Где-то в ночном клубе она познакомилась с этим самым крепышом, с кликухой Босс, которую он, скорее всего, сам себе и присвоил. По-настоящему авторитетные люди не будут брать себе такое претенциозное погоняло.
Этот самый Босс долго с ней тусовался, тянул из Метлы денежки, а когда деньги кончились – хотел отвалить, но она заинтересовала его перспективой заработать бабла, ограбив квартиру отчима. Ключи от квартиры у нее были, где сейф находится, она знала, и мешало только одно – не было ключа от сейфа, и вскрыть его не представлялось возможным.
И тогда Босс нашел Лиса, которого знал с детства, и знал, что тот сидел «по малолетке». Через Лиса нашли Косаря, тоже когда-то сидевшего, талантливого слесаря, который хвастался, что умеет вскрывать любые сейфы (кстати, он и работал в фирме, вскрывающей сейфы и сейфовые двери. Какой дурак его туда принял – меня спрашивать не нужно). Пообещали ему долю.
Косарь не обманул – не без труда, но сейф все-таки вскрыл. В сейфе были деньги, много денег. Их уложили в сумку, которую забрала Метла, приемная дочь олигарха.
Увы, в самый разгар вскрытия сейфа приехали родители олигарха, и Босс их тут же оглушил. А потом перерезал им глотки – по приказу той же Метлы, которую старики узнали и по глупости пообещали сообщить приемному отцу. На свою беду. Впрочем, скорее всего, даже если бы не пообещали, их все равно бы убили.
Метла обещала поделить деньги, но сказала, что сначала нужно поменять эти купюры на другие, у этих все номера переписаны, сразу поймают.
Потом все разбежались дожидаться денег, а теперь Косарь достает Лиса, требует долю, иначе будет плохо всем. Грозится напустить на них братву и все такое прочее.
Косарь жил в противоположном конце города – рыжий назвал его адрес.
Камера зафиксировала все, что рассказал мне Милютин, и я стал думать, что мне делать. То ли погрузить супостатов в «девятку» и отвезти олигарху, то ли оставить их здесь. И в том, и в этом варианте были свои плюсы и минусы, однако вариант с вывозом этого генетического мусора смотрелся гораздо более опасным, и я его отверг без всякого сомнения.
Босс лежал без сознания, потому допросить его не удалось. Да и какой смысл? Лис все выложил, все до мельчайших подробностей было ясно, так что терять время на вранье второго члена банды мне не хотелось. А потому я просто связал обоих, сняв их с «ласточки» – больше пятнадцати минут на «ласточке» выдержать невозможно, – и как следует перевязал убийцу. Он должен дожить. До чего? До суда, либо до… справедливого суда.
Если его будут судить по закону – дадут лет двадцать. Он даже может выйти из тюрьмы, пусть и не молодым существом, но выйти. А вот старики уже никогда и никуда не выйдут. Поэтому, по моему мнению, ему жить нельзя. Кстати, как и этой самой Метле. Фактически это она убила стариков, пусть и руками Босса.
Связав бандитов, я заткнул обоим рты, чтобы гады не вопили, забрал ключи от калитки, от замка на двери и пошел наружу.
Уже запирая дверь, посмотрел туда, где я лежал, дожидаясь супостатов, и невольно поежился – фактически лежал на могиле. «Небо, солнышко, птички поют, травка!» Ага. Только подо мной еще и мамаша рыжего, которую эти мрази грохнули, чтобы не мешала им жить. Орала, «выступала», вот и довыступалась.
Рыжий сказал, что и ее грохнул Босс, но я ему не поверил. Вдвоем убивали, точно. Один ноги держал, второй душил. А потом пенсию получал за мать – она была инвалидом третьей группы, пенсию на дом носили. Он расписывался, и никто ни разу не спросил, почему это женщина за три месяца ни разу не получила пенсию сама.
У меня было ощущение, что я окунулся в яму с дерьмом. Настолько все мелко, гнусно и жестоко, что не находилось других слов, чтобы все это охарактеризовать. Эти твари – как взбесившиеся обезьяны.