Путь самурая

– Это не смешно, Эндрю. Вы помните историю с нашим военным спутником, контроль над которым месяц назад захватили хакеры?

– Разумеется.

– Этот спутник контролируется с военной базы в Гемпшире и работает в режиме поддержки связи со всеми подразделениями британских вооружённых сил за рубежом. Официально.

– А неофициально?

– Лучше вам этого не знать, – махнул рукой англичанин. – Так вот. Нам удалось выяснить, что за неизвестными хакерами, которые якобы решили заработать, шантажируя правительство, также стоят члены радикальной исламской группировки. А за ними опять всплывает тень Абу аль-Хауля, «Отца ужаса». И это уже совсем не смешно.

– Если через спутник можно получить доступ к ядерным зарядам, то да, – согласился я. Чарльз кивнул.

– Теперь вы понимаете, насколько важно остановить этого человека?

– Я понимаю и другое. Поймать Абу аль-Хауля можно, но это не снимает проблемы. На его место придёт другой, всё повторится заново, и на этот раз вы не будете знать, кого ловить. Хотя вы правы, вопросы нужно решать по мере их поступления. Только я никак не могу взять в толк: если у вас есть все данные на этого человека, то зачем вам я?

– У нас нет на него ничего.

– То есть – как это? – удивился я. – А фотография?

– В 1994 году этот человек прибыл в Судан, – сообщил Чарльз скучным голосом. – Там, в Хартуме, ему была сделана пластическая операция. Узнать его теперь смог бы лишь хирург, сделавший эту операцию. Если бы этот хирург остался жив. (Я поймал себя на том, что понимающе киваю.) С тех пор никто и никогда не видел аль-Хауля, никто не знает, как он выглядит, и вообще вся информация о нём равняется нулю. Но все опрошенные нами специалисты утверждают, что никакая операция не может стопроцентно изменить человека. Меняется лицо, фигура, походка, даже голос. Тем не менее остаются неуловимые черты, по которым его можно узнать. Какие-то мелочи поведения, привычки, характерные жесты, манера одеваться, говорить. Достаточно простой наблюдательности, если раньше вы очень хорошо знали этого человека. Но здесь возникает другая проблема. Из его прежних знакомых вы единственный, кто теоретически способен пойти на сотрудничество с нами. Все остальные либо уже умерли, либо являются фанатиками-исламистами, говорить с которыми не только бессмысленно, а даже опасно.

– А что по этому поводу думают американцы? – спросил я на всякий случай. – Или ваши русские «союзники»?

– Эту фотографию мы получили от французской DST (Direction de la Surveillance du Territoire). Они лучше, чем кто бы то ни было, могут общаться с русскими разведчиками. Но досье на Абу аль-Хауля явно устарело. Русские заняты своими проблемами, французы – своими, а что касается американцев… Иногда мне кажется, что среди янки нет ни одного нормального человека. Они одержимы манией величия, и аль-Хауль для них, видите ли, слишком мелок. Вот Усама бен Ладен – это достойная мишень для ЦРУ. Американцы уже несколько раз пытались достать его на территории Афганистана, где он в настоящее время скрывается, но пока безрезультатно. Бен Ладен женат на дочери шейха Мохаммада Омара, лидера движения «Талибан», и Афганистан для него сейчас – страна обетованная. Выходит, что ваш знакомый интересует только нас, британцев.

Сказав это, Чарльз грустно улыбнулся и забрал у меня фотографию. Некоторое время мы ехали молча, погружённые в задумчивое созерцание картинок, мелькавших за окнами автомобиля. Идея была ясна, но что-то мешало мне сделать следующий шаг. Абу аль-Хауль, угроза безопасности, интересы Великобритании – всё это так, но почему же тогда мне явственно чудится запах дохлого медведя? Что-то важное по-прежнему оставалось за кадром, но я никак не мог сообразить, где именно скрыт подвох, о чём умолчал мой улыбчивый седовласый собеседник?

– Теперь вы знаете, какого рода помощь нам нужна, – нарушил молчание Чарльз. – Есть ещё целый ряд деталей, но сейчас я хотел бы услышать от вас принципиальный ответ – Эндрю, вы согласны помочь нам? Да? Или нет?

– Не знаю, – честно ответил я. – Мне нужно подумать. Кстати, мне показалось или вы действительно ничего не сказали о вознаграждении? Что я выиграю, согласившись помогать вам?

– Ничего, – так же честно признался Чарльз. – А чего бы вам, собственно говоря, хотелось? Деньги?

Я отрицательно покачал головой. Меня трудно было переоценить в долларовом эквиваленте, но доходы от ливийской сделки, заключённой в 1989 году отцом при моём невольном посредничестве, давали мне пять сотен тысяч фунтов в год. Эта сумма позволяла мне не думать о деньгах как о чём-то крайне необходимом.

– Денег у вас достаточно. Аудиенция у Её Величества? Орден Бани? Титул? Я не вправе делать подобные предложения. Что же остаётся?

– Ну, вы могли бы пообещать, что навсегда забудете моё имя, – предположил я с надеждой. В ответ Чарльз откровенно рассмеялся:

– Нет, Эндрю, как раз этого я вам обещать не могу. Одному, без вашей помощи, мне с можжевельником никак не справиться, так что и не мечтайте.

– Надежда умирает последней, – пробормотал я.