Путь самурая

Излишне порывисто втянув воздух носом, Игорь закашлялся. Ноздри защекотала пыль, пахнущая штукатуркой. Михайлов не выдержал, чихнул.

— Ожил? — повернулся к Игорю Петр, протянул руку, бережно, почти нежно, потрепал ладошкой по щеке. — Как ты бу-бу-бу...

— Говори громче, плохо слышу, — Игорь качнулся вперед, разминая затекшие мышцы. Тряхнул головой, усаживаясь поудобнее. Помедлив секунду, скинул с шеи черную шелковую петлю перевязи, на которой болталась раненая рука.

— Как сам, интересуюсь? Ничего? — Петя поспешил помочь Игорю избавиться от петли-перевязи. — Самочувствие как?

— Спасибо, хреново... — Михайлов ослабил узел галстука, расстегнул ворот рубахи. — Где Женя?

— В больнице. Долго же ты, кореш, в отрубе валялся. Мадамочка тебя такого кислого на двор бу-бу-бу...

— Чего? Не слышу!

— На двор она тя на плече вынесла, говорю. Ух, здорова, чувиха! Бегом с тобою на плече выскочила, тя на земь сгрузила, заорала: «Помогите ему», и бегом обратно. И тут бу-бу-бу, ка-ак ша-а-рахнет, бу-бу-бу...

— Не слышу.

— Женька, говорю, успела еще какую-то старуху спасти. Она с бабкой на плече из дверей бу-бу, шарах — взрыв! Случайный каменю-ка ба-а-бах девке по черепу, а бабке хоть што! Бу-бу! Бу, блядь, бу-бу...

— Чего?

— Говорю, старуха встала и пошла, а Женьку в больницу повезли. Ты не бойся, с ней особо-то страшного ничего не случилось. Отрубилась, как и ты. А ты-то сам, чего отключился, а? Чего Женька тебя такого кислого вынесла, не пойму, а?

— Петь, почему ее отправили в больницу, а меня оставили здесь?

— У ней кровища из башки хлестала, а ты вроде целый. Андреич не велел тебя увозить.

— Зусов? А где он?

— Ща, позову. Иван Андреич велел, как оживешь, сразу его звать... и короче — спасибо, братан!

— За что?

— Сбрендил? Как за что, мать твою?! Спас ты нас! Меня и всех! С чего ты, брат, вдруг заорал да палить начал, и как допер, что должно шарахнуть, врать не буду — не врубаюсь, но, кабы не ты, Игореха, всем бы бу-б-здец! Бу-бу-бу...

— Ладно, Петь. Я понял. Зови Ивана Андреича и достань чего-нибудь попить, во рту паршиво...

— Сделаю, Игореха, и попить, и чего скажешь. Запомни, кореш — я твой должник! Я, может, и говно, но, брат, мамаша у меня инвалид, и мне, Игореха, подыхать ну никак нельзя, мамке не на что без меня жить, один я у нее. Но надо будет — напрягусь чисто для тебя! Вот тебе крест!

Петр перекрестился, перегнувшись через спинку водительского сиденья, с чувством хлопнул Игоря по плечу и, пробубнив что-то неразборчивое, вылез из автомобиля.

Игорь посмотрел на часы. Тридцать восемь минут, как наступило воскресенье. Впрочем, его часы спешат. Слава богу — его супердорогие часы спешат... Количество воображаемой ваты в ушах уменьшилось и продолжало уменьшаться с каждой минутой. Утихло жужжание в затылке, отчетливо зазвучал мир вокруг. Игорь похлопал себя по карманам. Вот черт! Потеряна рация. Блин горелый, с Иркой связаться никак не получится. Идиот! До гостиницы пятнадцать минут ходьбы, если шагать по прямой, по газонам и огородам, Ирка, конечно же, слышала взрыв и, не дай бог, примчится сейчас сюда, в толчею и хаос. И хрен кто ее пропустит к автомобилю, где на заднем сиденье приходит в себя после легкой контузии Самурай.