Путь самурая, или Человек-волна

Первым с обнажённым мечом вошёл молодой самурай. Он услышал короткий свистящий звук – у-у-ути-нэ! И так и не разобрав, насколько красива жена Ясукити, упал, пронзённый дротиком.

Но вслед за ним ворвался усатый громила, скрежеща рогатым шлемом по потолку. Схватил Тосико за волосы и поволок из дому, как пойманную лису.

– Тебе место в зверинце господина Фарунаги! – усмехался он. – Среди барсуков и медведей.

Нельзя сказать, что Тосико испугалась, хотя этот пучеглазый и длинноусый воин был страшен, будто тупой серый налим, вынырнувший вдруг из омута, чтобы утащить на дно утёнка.

Душа её не обмерла и не ушла в пятки. Напротив, она просилась на свободу, – хотела, как можно скорее, встретиться с Ясукити и Сяку Кэном.

Тосико взглянула на карпа, трепетавшего над крышей, на тополиный пух, рассеянно круживший в воздухе. «Облако, что уплывает вдаль, то не милый ли мой?» – подумала она. Выхватила тонкий кинжал из-за пояса и ударила себя в шею, точно туда, где всю жизнь бьётся голубая жилка.

– О, дьявол! – воскликнул самурай, – Ускользнула лиса! Меня не похвалят за это.

Он склонился над поникшим телом Тосико, протирая глаза от тополиного пуха. И в тот же миг на голову его обрушился трескучий удар. Шлем съехал на лицо. Всё затмилось, перепуталось, и даже длинные усы завязались грубым узлом под носом. Он пытался уворачиваться, но не тут-то было – удары сыпались, как тяжёлые булыжники из опрокинутой корзины, и не было им конца.

«Этот воин очень ловок, – подумал самурай. – Похоже, он и по голому стволу индийской сирени вскарабкается!»

Да, будто сам бог войны Хатиман разгневался и дубасил так, чтобы уж окончательно выбить жестокий дух из этого разбойника.

Уже теряя сознание, усатый самурай различил перед собой, как в тумане, подростка с деревянным мечом. Конечно, бог войны принимает разные обличья. Вот какой маленький, хилый с виду, а глаза горят, и ноздри так раздуты, что, кажется, извергают пламя! Спасибо, не отнял жизнь…

Ноздря и сам не мог понять, как справился с этим чудовищным громилой. Он вдруг почувствовал невероятную силу, точно Сакон и Наики оказались рядом, направляя его деревянный меч.

Поклонившись на четыре стороны, Ноздря вскочил на рыжую кобылу и поскакал к горам Ёсино, чтобы там, среди отшельников, найти дорогу в Бриллиантовый мир, в светлое царство Будды Амиды.

Туда же, к вершинам гор, умчались души Сакона, Наики и Тосико, растворившись в неведомых далях, о которых и сказать-то нечего, но где, рано или поздно, окажемся все мы – легче пуха и дуновения летнего ветерка.

Ганеша

Сяку Кэн очнулся в каком-то тёмном и тесном логове. Он лежал, свернувшись, как в материнской утробе. «Неужели, – подумал, – это будет моё третье рождение?»

– Можно и так сказать, – услыхал он трубный, чуть гундосый голос. – Если бы не Дзидзо, кликнувший крылатых тенгу, которые в суматохе унесли тебя со двора Фарунаги, я бы и четверти редьки не дал за твою жизнь! Впрочем, выбирайся уже наружу.

Сяку Кэн потянулся к свету и осторожно выглянул.

Толстенные красно-коричневые стволы криптомерий уходили ввысь. Их ветви, будто крыши, располагались ярусами, и можно было подумать, что вокруг сотни пагод, подпирающих небо.

Снизу, приглашая спускаться, помахивал ушами знакомый пузатый Ганеша, в полосатом шарфе на шее и жёлтом кимоно.

– Где-то там в дупле мой зонтик! Ты узнаешь его – он с одной ногой и одним глазом. Зонтик-привидение по имени «каса-но-обака». Он поможет тебе.

Сяку Кэн пошарил в темноте и, действительно, наткнулся на тонкую деревянную ногу. И тут же прямо на него уставился красноватый глаз.

– Держись крепче, – посоветовал зонтик, подмигивая. – Будем прыгать!

Опустив Сяку Кэна на землю, «каса-но-обака» зажмурился и пропал, как и полагается всякому привидению, завершившему дело.

Ганеша сидел у костра, помешивая хоботом какое-то варево в котелке:

– Надеюсь, ты проголодался, дитя криптомерии! Отчего бы тебя так не называть, если уж ты вышел из её чрева?! Послушай: «крипто – мерия». Иначе говоря – скрытая доля. Или – тайное участие. Это дерево всегда участвовало в твоей жизни, оберегая, как могло. Ведь твой дух-охранник Дзидзо вырезан из его древесины. Правильно я говорю?

И маленький Дзидзо закивал, покачиваясь на ленточке:

– Да-да, теперь только я у него и остался.

Сяку Кэн сразу вспомнил тот ужасный день – руку отца на своём лице и то, как он упал, вонзив меч в живот, рядом с красными единорогами.

– А мама? – еле вымолвил он.

– Твоя мама Тосико вместе с твоим отцом, – сказал слоноликий Ганеша. – Они на горных вершинах, среди покоя и света. Им там хорошо, поверь мне.

Сяку Кэн понурился, и Дзидзо на его груди сгорбился.

Здесь в лесу, среди гигантских криптомерий быстро темнело, и небо сливалось с ветвями. Ни одна звезда не проглядывала. Лишь костёр освещал небольшую полянку.

Сяку Кэн силился и не мог представить, что он совсем один в этом огромном мире. В душе его было так неспокойно, как в бескрайнем океане. Казалось, чёрные волны накатываются одна за другой, и вот-вот захлестнут, потопят.