Путь самурая (СИ)

В словах Кенсина была истина. Однако Мураками понял, что лежало за словами девушки. Ведь промах Мураками не только повысит Канске перед воинами Уэсуги, но и в тоже время пошатнет положение Ёсикие перед другими.

-- Скажи, Мураками. Чего добивается вот такими представлениями наш враг, Канске? -- спросила девушка.

Глядя на пытливый взгляд, Ёсикие понял, что сама Кенсин уже знала ответ на поставленный вопрос. Помощники Ёсикие навострили уши, не отрывая взгляда от стен замка.

-- С нашей стороны пока не было проведено активных штурмов. Воины простуживаются, осадив этот замок. Однако среди воинов могло проявиться недовольство из-за этого. Мне кажется, хитрый Канске учел всё это и своеобразным образом решил привлечь внимание воинов.

Услышав мысли парня, лицо девушки засияло в улыбке.

-- Верно. И я могу поклясться, что Канске нарочно оказался здесь до прибытия основных сил. Он предвидел, что его пребывание в замке посодействует тому, чтобы наше войско осталось тут, осаждая крепость Кайдзу...

Мурками кивнул в знак подтверждения. Он и сам пришел к такому выводу. Ведь оставлять такого врага в тылу было опасно. А в данный момент Кенсин не могла позволить себе делить войско надвое. Ожидая кровавой битвы с Такедой...

Мураками знал, что в эту военную кампанию Кенсин могла взять с собой лишь тринадцать тысяч воинов. Половину войска, остальную же половину она отправила на запад, под командованием опытного генерала Какегавэ.

Перед генералом Какегавэ ставилась задача разбить недругов и защитить провинцию Эттю. Со стороны соседей и в основном со стороны кланов провинции Хида веяло нешуточной угрозой.

Мураками понимал и поддерживал стремление Кенсина добыть голову Харуны. Ведь в этом случае клан Такеда уже не сможет так яростно сражаться с кланом Уэсуги. Обстоятельства требовали, чтобы Кенсин поскорее устранила угрозу в лице Такеды и разобралась с другими врагами клана...

-- Но это даже к лучшему. Учитывая отношения между Канске и Харуной, войска Такеды, наверное, спешат отбить стратега...

Голос Кенсина вернул Мурками к действительности.

-- К тому же, наши воины порядком восстановились от пройденных горных дорог...

В битвах сила и состояние простых воинов играли не последнюю роль. Быстрый марш всё же был утомительным. И парень был согласен с тем, что маленькая передышка была не лишней.

-- Наша госпожа не уступает ни стратегу Такеды, ни самой Харуне. У лорда Сингена мало слабостей, но одно мы знаем точно. Канске не только сила клана, но и огромная слабость... Из-за него Харуна приведет своих воинов быстрее, чем на это требуется время, -- добавил старик Усами.

-- Не обольщайтесь. Харуна вряд ли загонит своих воинов до истощения. Но, впрочем, состояние войск и у нас, и врагов будет приблизительно равным, -- заметила девушка.

Обернувшись, Мураками понял, что к разговору прислушались не только его помощники, но и другие воины. И в этот момент парень догадался чего добивалась девушка. Ведь среди воинов нет-нет, да проскальзывал возглас недовольства от недопонимания происходящего. Девушка зачастую поясняла в этот момент ситуацию не для Мураками, а для воинов...

Не надо было быть семи пядей на лбу, чтобы понять, что к завтрашнему утру весь лагерь будет знать то, о чем обсуждали вышестоящие самураи.

Мураками всю свою сознательную жизнь жил в Синано, чтя веру своих предков. Он с детства почитал богов, и всей душой жаждал заполучить хоть чуточку внимание высших сил, в частности внимание бога войны, Хатимана.

Стратег дома Такеды никак не походил на служителя бога войны и тем более на его земного эмиссара. Однако, если и был прок от последних битв с кланом Такеды, то Мураками казалось, что главной пользой было то, что он понял суть Канске, суть своего врага.

От Канске не веяло силой и уверенностью. И в этом была хитрость, которую любит Хатиман. Ведь Хатиман в первую очередь многолик и хитер, хитрее самой лукавой богини Инари...

С первого взгляда смотря на стратега дома Такеды, появляется такое чувство, что перед тобой весьма посредственный самурай. И он кажется таким предсказуемым, что ты не ждешь от него неожиданных ходов.

Но, как показала практика, все глубоко заблуждались.

Смотря на завершающуюся стадию представления, Мураками отметил, что все замерли на миг, вглядываясь на стену крепости Кайдзу. Парень не знал о чем думали его слуги и уж тем более сама Кенсин. Но Ёсикие с удивлением постиг, что не испытывает к стратегу Такеды чувства зависти.

Вначале его обуревал гнев, когда он слышал, что есть подлецы, которые не боятся кары богов. И в его душе нарастало смятение, когда Мураками осознавал, что народная молва всё же ближе к истине...

Ведь он ревностно искал поощрение самого Хатимана. Но, к своему удивлению, Мураками признал, что не испытывал зависти. Вовсе нет. Удивительное было в том, что парень чувствовал скорее симпатию. Симпатию к врагу, которая может возникнуть и уместна лишь среди равных противников.