Путь Сизифа

– Что ты имеешь против моей устойчивости? – огрызнулся тот, и продолжал ворчать:

– А сам хлюпик с выдранной бородкой. Нет в нем ничего мужественного. Бабы таких не любят.

Меня что-то задело.

– Бабы дуры, ищут сильных самцов с буграми мышц во времена насилия и драк, как сейчас, так им легче защититься. А в нормальное время любят умных и интеллигентных.

Бухгалтер Петр непривычно колебался.

– Когда враг христиан Савл услышал неизреченные слова Иисуса, которые человеку нельзя пересказать, то без колебаний пошел с ним. И стал святым Павлом. Наш Учитель, конечно, не Иисус, но может. Ой, как может.

Юдин беззаботно валялся на кровати, как всегда, держа в руках ручку и блокнот.

– Неужели вы ему верите? Все это слова, слова… В нем есть что-то скрытное. Чего он, все-таки, от нас хочет?

– Тебе не понять, – холодно сказал Марк.

Мы ворочались, сна не было. В головах роились какие-то промельки надежд, казалось, все теперь пойдет не так.

11

На следующем уроке мы сидели сонные, хотя в тумане недосыпа играли веселые зайчики.

Учитель стал экзаменовать нас, выясняя отношение «нашего внутреннего» к происходящему за окном, в реальности. Матвей спросил:

– Вы об агрессивных действиях Запада?

И в нем поднялся гнев.

– Пиндосия гадит! У них там такая же жажда победы демократии, как у большевиков победа социализма во всем мире. Они за мир, но когда их демократия победит.

Юдина тоже прорвало:

– Они всегда подставляли Россию!

Марк развеселился:

– А вы – разве не те же большевики?

– Вот вам пример зомбирования, – добродушно сказал Учитель. – Зомбированы россияне – недоброжелательностью к опирающимся на силу Штатам, и американцы, намагниченные враждебностью к агрессивным русским.

– С приходом информационных технологий, – говорил он, – мир затопила, как всемирный потоп, так называемая пост-правда. Человечество изовралось до такой степени, что куда-то уплыли истина и объективность, и стали господствовать "фейки" телевидения и Интернета. Эту эпоху записные ученые назвали "пост-" и даже "пост-постмодернизмом". Вранье стало определять, жить людям на планете, или нет.

Матвей забылся, в нем разгоралось праведное негодование. В последнее время травля нашей всесильной Корпорации, пронизавшей всю жизнь страны, усилилась настолько, что, казалось, отвязали свору собак масс-медиа, которые буквально набросились на оставшуюся одинокой жертву.

Со стороны окруживших нас врагов раздавались такие страшные апокалиптические проклятия и разоблачения в крайних низостях в наш адрес, каких не было во всей кровавой истории. Нас обвиняли в желании отхватить куски территории в Прибалтике, и саму Украину (хотя было только присоединение ее части к нам, по горячему желанию жителей). И даже в средневековых отравлениях, правда, своих же "предателей", но на их территориях. А что стоят обвинения в агрессивных действиях по всему миру частной военной компании Вагнера, хотя никто ни одного нашего ландскнехта не видел? А кибератаки на демократическую партию, на выборы в разных странах?

С нашей стороны, наоборот, разносились по медийному свету жаркие прямые обвинения в стремлении врагов завоевать мир и его ресурсы путем распространения демократии. И гордость за наше асимметричное оружие, способное победить их в сто раз превосходящую силу.

Естественно, мы влезли в окоп мобилизации, откуда каждый независимый гражданин видится подозрительным и слишком непредсказуемым. Но это временно, пока не победим.

Матвей недоумевал, как его приятели не понимают, что играют на руку тем, кто окружает нас ракетами? Влияние либералов! Все либералы были у него на одно лицо. Какой-то тип, явный либерал, поджег двери здания наших Органов, прибил собственные яйца на Красной площади, и убежал за границу. А там его посадили – за поджог двери банка.

При этом он не причислял к таким либералам нас с Марком, мы были свои.

____

Однако мои напарники сомневались, что возможна настоящая мировая, а не гибридная война. Кто-то пугался:

– А вдруг заденет крылом самолет партнера – и капут всем?

– Вы что? – горячился Марк. – Сейчас никто не хочет ядерной войны! Дразнят друг друга, показывают языки.

Я думал о неподъемном камне Сизифа.

– Вы не осознаете опасности, и своей беспомощности.

Юдин сказал своим бесцветным голосом:

– Если сотня миллионов будет убита, жизнь не прекратится. Нужно только пережить первый шок.

Глаза его забегали.

Даже спокойствие бухгалтера Петра было поколеблено.

– Может быть, само совершенствование военных технологий дойдет до такой степени, что все умы вдруг осознают: воевать нельзя, никто не останется жить. И войны отомрут.

– Но это не будет выходом людей на вершину понимания, – жестко сказал Учитель. – Это – лишь животный страх.

12

Учитель спросил Матвея:

– Наверно, вы верите в Бога?

Тот оскорбился.

– Я это прошел. Но верю в лучшие порывы.

– Разве вы знаете, во что верите?

Он повернулся к нам.

– Кто знает, откуда в человеке возникает творческий порыв?

– Как откуда? – удивился Матвей. – Есть талантливые люди, гении.

– Вы уже объясняли, – тоже удивился Марк. – Из одиночества.

Остальные затруднились с ответом.

Учитель значительно помолчал.