Путь слез

Только поздним вечером Вил позволил отряду разбить лагерь. Они расположились на огромной плоской скале к северу от перевала, и дрожащие дети разбежались по округе в поисках растопки для костра: во множестве расселин утеса гнездились низкие иссушенные кустарники. Едва они расположились на ночевку, как из-за скалы раскатисто прогремел незнакомый голос.

–  Bonjour.

Вил обернулся и увидел двух незнакомцев, вышедших из-за большого камня и направлявшихся к ним. Он обратил внимание, что мужчина, приветливо махающий одной рукой, другой ведет понурого осла, груженного полными корзинами и большим, только что убитым оленем. Вил предусмотрительно кивнул в ответ на приветствие.

Человек казался безобидным. Он был дружелюбен и опрятно одет. Вил решил, что он еще молод, – на вид ему не было и двадцати пяти. Волосы его были коротко пострижены, как и аккуратная черная бородка. В общем, человек не состоятельный, но и не без достатка. На нем был яркий плащ из плотной шерсти, добротный и прочный, который ниспадал на кожаные гетры, под стать плащу; одежда ладно сидела на молодом человеке. Однако любопытный взгляд Вила упал к ногам незнакомца, которые были обуты в поношенные деревянные башмаки. Мальчик сделал шаг навстречу путникам.

– Добрый день, чего вам надобно?

– Что-что? Тевтонец? С северных земель, надо полагать? Вил подтвердил его догадку кивком головы.

– Простите мой плохой германский, но позвольте мне представиться.

Крестоносцы стали осторожно подбираться к странникам. Петер следовал позади всех. Человек продолжал говорить и располагающе улыбаться.

– Я Филипп из Клойе, и я здесь по распоряжению аббата. Его друг зарычал.

– Как же, по распоряжению аббата!

Спутник Филиппа выглядел старше по меньшей мере на десяток лет, был шире в плечах и довольно неряшлив на вид. Его густые курчавые волосы топорщились из-под кожаной скуфейки, а лохматая седеющая борода дико трепыхалась на горном ветру. Человек перестал смеяться, чтобы представиться.

– Верно. А я Жан из Ридо, и – mon Dieux – мы не друзья аббатам или бритоголовым монахам.

– Добрые господа, bienvenues, – поприветствовал их Петер. – Я Петер, а это мои товарищи… по походу.

– Мой вам поклон. Не желаете отобедать с нами? – предложил Филипп.

Прежде чем онемевшие от неожиданности дети смогли ответить, улыбающиеся путники отвязали от поклажи большую серну и бросили наземь.

– Что такое? Французы, которые разбойничают в лесах императора? – сурово вопрошал Петер.

Незнакомцы неловко переглянулись.

– Ммм… ну, мы просто, хм.

Священник подмигнул, и его лицо растянулось в довольной улыбке.

– Не страшитесь, братья, и добро пожаловать. О малолетнем Фридрихе II я не особо забочусь, а вот пропустить такой пир мне вовсе неохота! – он протянул ладони и положил их путникам на плечи. – Да благословит вас Господь, однако, нам нечем с вами поделиться.

Жан обнял Петера.

–  Bon, bon.Отлично. Сегодня ночью нам выпала честь угощать. И мы с радостью разделим с вами трапезу.

Под звуки радостного разговора и под треск жаркого огня мужчины освежевали выпотрошенную тушку зверя и насадили четвертины на длинные вертела. И вскоре огонь лизал румяную сочную оленину острыми кончиками языков.

У детей потекли слюнки. Они нетерпеливо ждали своей доли стряпни: всем своим видом выражали готовность запустить пальцы в обжигающее мясо, до которого было рукой подать. Наконец Жан рывком содрал пылающую полоску с хорошо прожаренного огузка и медленно пережевал его. От показного удовольствия он закатил глаза и улыбнулся во весь рот. Проглотив кусочек мяса, он облизал губы и пальцы.

– О, почти готово, быть может, оставить его на огне еще чуть-чуть… – запнулся он и подмигнул Филиппу. Дети тревожно зашевелились.

– Мне кажется, оно сгодится и так, – вежливо пискнула Гертруда.

–  Oui?Разве? – смешливо спросил Жан.

– Э-э-э… да, добрый господин. Думаю, да.

– Тогда за дело! – рассмеялся Жан, согласившись с девочкой. – Oui, oui.Наслаждайтесь, друзья!

Французы торопливо сняли вертела с опор и положили дымящуюся оленину поверх плоского камня рядом с костром. Лети с криками радости ринулись к тушке и принялись разрывать ее вкусное мясо и запихивать себе в рот. Не успели хозяева застолья услышать хоть одно слово благодарности, как ночное яство наскоро превратилось в груду обглоданных костей и хрящей. Наевшись до отвала, крестоносцы расположились на земле, чтобы петь и смеяться в свете костра, забыв под великолепным звездным небом обо всех своих невзгодах.

Петер был радостно взволнован присутствием образованных и повидавших жизнь мужей, и ухватился за возможность обогатить свои познания в философии, астрономии, военном деле и положении Святой Церкви. Дети почтительно слушали их пока все, кроме Карла с Вилом, не поддались теплу и не уснули. Однако Петер противостоял искушению сна, а разговор еще больше взбодрил его и оживил.