– Мне… мне нужно кое-что вам сказать. – Он откашлялся и сжал челюсти. – Хочу попросить у всех вас прощенья за свои слова тогда, в замке. Фрида, Гертруда, Хайнц, все остальные, я… прошу простить меня за глупость. Мне стыдно, мне будет стыдно до конца дней.
Он быстро сел, а крестоносцы пораженно уставились на своего предводителя, раскрыв от удивления рты.
Петер, как всегда, хранил мудрое молчание, но сердце внутри взыграло от радости.
Встала Фрида. Когда она подошла к Вилу, все затаили дыхание и приготовились, что девушка примется распекать незадачливого вожака – заслуженно, конечно. Но Фрида протянула к юноше руку и мягко сжала ему плечо.
– Вил, – нежно проговорила она, – я прощаю тебя.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
Губы юноши дрогнули, но он ничего не сказал. Он пристально посмотрел Фриде в глаза, внезапно очарованный ее красотой. Никогда раньше он не замечал, как она прекрасна, и словно впервые увидел ее фигуру, ее лицо, впервые услышал трепетный голос. Он заворожено улыбнулся.
Они гребли все следующее утро. Все устали и с надеждой вытягивали головы, дабы увидеть, где же заканчивается озеро. Наконец Петер поднялся на нос лодки и показал рукой на шпиль, блестящий к югу от них. Священник улыбался, как ребенок при виде меда.
– Глядите, чада мои! Как я и обещал – верховье реки!
Обнадеженные дети вертелись на скамьях и заглядывали за плечи.
– Ну наконец-то, Петер, – простонал один. – Я рук не чувствую, а спина раскалывается от боли.
Они торопливо миновали Сесто Календе и вошли в узкие воды реки Тичино. Петер вдруг вскочил на ноги.
– Остановитесь, дети. Говорят вам, прекратите! – прикрикнул старик. Он пошатывался на тонких ногах и выбросил по сторонам руки, дабы удержаться от падения. – Ну, неужто не чувствуете?
Дети тихо переглядывались, как Конрад неожиданно проговорил.
– Ага, точно. Я чувствую, чувствую! Река помалу толкает нас!
Петер засмеялся, и дети радостно завизжали. Они побросали весла и окунули опухшие, горящие от мозолей ладони в теплую реку. Петер подозвал Вила.
– Лучше нам плыть всю ночь и держаться подальше от берегов. Бенедетто предупреждал о разбойниках.
Вил кивнул, и обе лодки медленно заскользили, ведомые слабым течением, на юг. День тянулся неторопливо. Иногда детям приходилось браться за весла и грести вниз по глубоким неподвижным водам. В конце концов, решили снова связать лодки вместе, дабы они неслись одним течением. Это пошло на пользу их продвижению, и Петер занялся управлением скромной флотилии по более мелким и быстрым прибрежным водам.
Припасы кочевали с одной лодки ни другую всю ночь. Пока лодки мирно увлекались силой течения, а крестоносцы смирно лежали вокруг, Петер припомнил годы юности, посвященные изучению астрономии. Он напряг память, и объявил:
– По утру я поведаю вам из знаний о звездах.
До его слуха донеслись несколько недовольных слов.
– Нет, Петер, хватит с нас. Ты когда-нибудь можешь просто помолчать?
– Или, – продолжал Петер, – мы просто насладимся их видом в тишине.
Они дрейфовали всю ночь и начало следующего дня, пока около полудня Вил не приказал всем высадиться для спешного обеда. Отто нашел небольшую рыболовную сеть, и его отослали вместе с Карлом и Хайнцем ловить угрей. Вскоре дети расселись у огонька, уплетая вкусную уху.
Фрида заметила, что местность изменилась.
– Посмотрите, вокруг все другое.
И верно, пилигримы миновали горы и вышли на равнину, со всех сторон окруженную плодородными низинами и низкорослыми лиственными лесами. Русло реки усеяли множество островков, а дно и берега стали белыми от валунов и гальки. Высоко над головой парил ястреб; на противоположном берегу боязливо пил голубо-зеленую воду олененок.
– Красивая страна, – промолвила Фрида. – Теплая и уютная.
– Верно, – согласилась Гертруда. – Даже воздух здесь, кажись, сладок. Мне тут нравится.
Петер кивнул.
– Земля эта поистине прекрасна, как и многие ее люди. Однако не все здешние обитатели столь же приветливы, как земля, по которой они ходят. Я помню, где-то в нескольких днях пути на восток есть деревня под названием Новара. В молодости, будучи на службе у одного лорда я мимоходом посетил селение, и моим глазам не забыть прекрасной юной жены одного ужасного отвратительного старика. Кажись, женщину звали Серена, ежели я не запамятовал. Она была сущей красавицей: длинные косы, матовая оливковая кожа.
– Почему ты вспомнил о ней именно сейчас? – спросил Вил.
– Быть может, близость той местности. Но скорее, виной тому лодки.
– Лодки?
–
Крестоносцы на время притихли, затем Хайнц монотонно пробубнил: