Путь слез

Вил ушел от товарищей и смотрел на зеленые горы, возвышавшиеся над озером, как мускулистые плечи великана. Небо отливало яркой бирюзой, солнце мягко пригревало, а воздух наполнял ноздри сладким ароматом, но ничего не утешало сейчас. «Верно, – подумал он, – нет на этой земле негодяя, по злодеяниям своим подобного мне. Я мнил о себе ложно. Я трусливый, себялюбивый, слабый. Я бессердечный. Как я посмел так обидеть ее?» Он сполз спиной по стволу дерева и сел у его корней в прохладной тени кроны. На память снова пришли картины из детства: Мария младенцем спит на руках у матери, резвится у печи в пекарне, ухаживает за больными утятами или собирает цветы. Тоска обуяла его вновь.

– Милая, славная Мария, – во весь голос, умоляюще попросил он. – Прошу тебя, дорогая schwester, коли слышишь, прошу, внемли мне: прости, прости меня. Я так сожалею.

Фрида принесла Петеру сырную корку и немного вяленой рыбы и оставила его наедине с его мыслями. Он безмолвно сидел нa берегу и смотрел, как солнце клонится все ниже и ниже к западу. Наконец он подошел к кромке воды и плеснул себе на лицо немного освежающей влаги. Взбодрившись, священник поискал глазами разбредшуюся паству. «Так не годится, – подумал он. – Никуда не годится».

На его голос все обернулись.

– Котт, meine kinder, komm, – позвал он и протянул к детям руки. Он подождал пока все соберутся вокруг него, обвел взглядом лица и ласково улыбнулся.

– А где Вил? – спросил Петер.

Дети посмотрели вокруг и пожали плечами. Гертруда протянула руку.

– Кажись, я видела, как он пробирался сквозь деревья.

– Хайнц, – попросил священник, – найди нашего Вила. Скажи ему, что он нужен нам.

Хайнц мигом пронесся через пляж и исчез у подножья лесистого холма.

– А вы, мои возлюбленные, – продолжал Петер, – уже не раз прощались с дорогими друзьями. Бедный Георг, и Альберт, и Иост, и Лукас и, теперь, все Ионы, Гюнтер, Август, Ричард, и остальные…

– И мой брат Манфред, – добавила Фрида.

– Да, милая, – откликнулся Петер, – и наш Манфред. Но мы не должны медлить у озера.

– Вперед! – выкрикнул Карл. – Пора в путь.

– Верно! – подхватил Отто. – Они не умерли ни за что. Они хотят, чтобы мы довершили начатое.

Петер вздохнул.

– Агнцы мои, вам кажется, что путь полегчал, но не обманывайтесь. Кроме трудностей дороги, есть и другие препятствия. – Он посмотрел на небо и покачал головой. – Ежели я правильно определил вчера по звездам, скоро наступит равноденствие. Знайте, что перемены во времени года навевают беспричинную тоску, особенно тем душам, которые и так отягощены печалью. День станет укорачиваться, и ваши телесные соки будут в преизбытке производить желчь, от которой весь мир вам покажется серым и безрадостным.

Ребенком я любил прозрачный воздух осени и предвкушал плоды богатой жатвы, но с годами я переменил свои наклонности. Теперь от осени мне становится еще горше. Вместо надежды и светлых мыслей меня посещают тени прошлого и мысли о кончине. В эту пору умирает юность человека… – Петер прослезился. – Но что вам до брюзжания усталого старика, чье время на исходе. Secretum Secretorum говорит, что «грусть сильнее всего в пору от полудня до вечерни». И годовое положение солнца указывает на то, что мы – далеко за полдень.

Петер обратился к Бенедетто, который безразлично пощипывал струны лютни.

– Мой добрый друг, знаешь ли ты сию местность?

– Несколько.

– Полагаю, нам лучше отправиться отсюда по воде, чем идти вдоль берега. Ты знаешь, где мы можем достать лодку или плот для переправы?

Бенедетто кивнул.

– Знаю. А если вам удастся доплыть до Сесто Календе, оттуда вы смогли бы плыть по течению Тичино… до самой Павии. – Он отвернулся к воде. – Но я должен сказать вам, друзья, что дальше не пойду с вами.

Карл горько воскликнул:

– Ты должен! Ты стал одним из нас. И… нам нужны твои песни.

– Милый мальчик, – тихо проговорил Бенедетто, – веселые песни исходят только из веселого сердца. Боюсь, я бы пел только о том, что у меня на сердце, а, поверь мне, веселого в нем не осталось ни капельки.

Вил вышел из укрытия как раз на последних словах менестреля.

– Никому так не тяжело на сердце, как мне, но я иду дальше.

Когда Бенедетто взглянул Вилу в лицо, он увидел сокрушенность в глазах юноши, опустошенность души, которая явственно наложила свой отпечаток. Менестрель колебался, борясь с сомнением.

– Вот как я поступлю, – решительно ответил он. – Я пойду искать средства, чтобы вы переплыли озеро, и за это время все обдумаю.

С этими словами он повернулся и зашагал к глиняным крышам небольшой деревеньки неподалеку.

Петер смекнул, что самое важное сейчас – занять всех делом.

– Вил, – прошептал он, – по-моему, стоит разбить лагерь. Небо чистое, погода теплая, а добрая еда и хороший сон поможет нам набраться сил.

Вил послушался. Благодаря подаркам синьора – горшки, ножи, кресала и различные другие пригодные вещи – работа спорилась куда быстрее, и вскоре дети вовсю занялись назначенными обязанностями.

Петер не сводил с Вила пристального взора, и, наконец, решился окликнуть его.

– Юноша, дозволь поговорить с тобой.