Путь солдата

Таня очень изменилась – повзрослела. Когда я спросил, какой институт она окончила, то, грустно усмехнувшись, она сняла с этажерки толстую книгу и дала ее мне. На титульном листе была надпись: "Самой способной и самой ленивой студентке". Ниже стояла подпись профессора, написавшего книгу. Таня рассказала, что через год после отъезда из Иванова она поступила в Московский энергетический институт на II курс. Сначала все ей казалось очень простым, и она, как всегда, не занималась. Но так продолжалось до экзаменов. На них она провалилась и ушла из института. Разговор наш не клеился. Я был готов слышать что угодно, но не это. В добавление ко всему заболела голова, как это часто случалось последнее время. Я сказал об этом Тане. Она приготовила мне постель на диване и, пожелав мне спокойной ночи, ушла в другую комнату. Воспоминания о наших одноклассниках, необычность встречи с Таней, с далеким школьным образом которой так много было связано, взбудоражили меня и всю ночь не давали покоя. Голова от полубессонной ночи еще больше отяжелела. Боль становилась нестерпимой. Утром я не стал завтракать, сказал, что спешу. Еще ночью решил, что попрощаюсь с Таней – ведь вчера был последний день моей службы в армии.

И сейчас, уходя, отстегнул измятые, видавшие виды полевые погоны, снял их со своей гимнастерки и протянул Тане:

– Прощай!

Она взяла их и с болью в голосе спросила:

– Что ты собираешься делать дальше?

– Возвращаюсь к родным, их нельзя оставить одних. А что потом – не знаю…

– Счастливо, Боря!

Она крепко пожала мне руку, смотря прямо на меня широко открытыми глазами, сразу став похожей на ту Таню, к которой я заходил шесть лет назад вместе с Васей Москвичевым.

…Возвратившись в Иваново, стал думать, что мне – инвалиду II группы, делать дальше. Мечта об институте затерялась среди сражений и дорог войны. Я, как и многие мои сверстники, вернувшись с "полей смерти", считал, что дорога в институт закрыта. Из головы все выбито и вымолочено снарядами и пулями, нервы не в порядке, ничего не выйдет. Решил, что буду работать военруком в школе. А отец думал иначе. Ему очень хотелось,- мне он сказал об этом,- чтобы я поступил в энергоинститут, где учился Лева. Я понял: для отца будет нестерпимо больно, если не решусь идти по стопам Левы, и подал заявление в Ивановский энергетический институт имени В.И.Ленина на электромеханический факультет. Через несколько дней пришло извещение о зачислении. Я снова стал студентом! Мама перешила мне Левин костюм. Когда я облачился в него, непривычная гражданская одежда показалась настоящим балахоном. Первый день занятий стал праздником не столько для меня, сколько для отца и матери. Я вышел из дому, и отец, открыв окно, помахал мне рукой, хотел что-то сказать, но только улыбнулся. В первые же дни учебы стало ясно, что мои опасения не были напрасными. Я почти ничего не понимал на лекциях, особенно по математике, физике, химии – моим любимым в школе предметам. Часто, сидя дома за столом и читая в который раз учебник, я, разозлившись на свою неспособность запомнить прочитанное и тяжелую боль в голове, бросал ни в чем не повинную книгу в угол. Потом брал ее снова и читал текст еще и еще раз. Настойчивость, привитая армией, внимание к фронтовикам в институте помогли. Начал втягиваться в учебу. Боли в голове стали понемногу проходить. Со второго курса, как отличнику учебы и активному общественнику, мне назначили повышенную стипендию имени М.И.Калинина. Тепло родного дома, учеба, появившаяся семья, заслонили собой ужасы войны, влили в меня новые силы, постепенно возвратили меня к той жизни, которая была нарушена войной…

30 лет спустя после моего ранения под Житковичами я получил приглашение от райкома партии и райисполкома поехать туда. В моей памяти, связанной с военными событиями, сохранились неясные картины маленького белорусского местечка – несколько пыльных улиц, разрушенные дома… Когда я приехал в Житковичи, перед моими глазами одна за другой прошли оживленные, озелененные и чистые, с асфальтным покрытием, улицы. Перед зданием райкома – большая площадь с памятником В.И.Ленину. Радушие и гостеприимство, с которыми меня встретили, были беспримерными. Они проявлялись ежечасно, ежеминутно и повсеместно. В воскресенье утром все население города от глубоких стариков до грудных детей было на площади.

Руководители города, бывшие партизаны, приехавшие на праздник ветераны, прошли к памятнику Вечной славы, возложили к его подножию венки и стали двумя шеренгами по обе стороны от него.

Праздничная демонстрация началась. Когда первые ряды демонстрантов стали приближаться к нам, заиграла музыка.

На трибуну поднялся парень:

Вспомним
всех поименно,
вместе с горем своим.
Это надо
не мертвым,
это надо живым!

Его громкий голос, усиленный громкоговорителями, разнесся по площади, по всем Житковичам и полетел дальше…