Путь стрельбы

На втором шаге тело отработанно выхватывает из кобуры на поясе пистолет, быстро передёргивает затвор, встаёт в полицейскую стойку, нацеливая на Маску.

Маска, радостно:

– О! Становиться веселее. А вы, Дарья Александровна, стрелять-то умеете ли?

Я, стиснутая между паникой и яростью, кое-как выдавливаю, неимоверным усилием расцепляя стиснутую челюсть:

– Ты… урод… пришёл ко мне ДОМОЙ!

В реале, не во сне, я в этот момент скрежещу зубами и яростно хриплю… почти наверняка – в этот момент. Про скрежет рассказывал разбуженный хрипом и скрежетом тот типа первый джентльмен. Пару раз мне повезло. Он просыпался от этого скрежета и хрипа, и будил меня…

Маска, холодно:

– Ты не болтай, ты стреляй давай.

Моё тело чуть поворачивает ствол, давит спуск.

Маска за миг до выстрела резко дёргается-скручивается. Выпрямляется. Весело, нагло буркает:

– Мимо!

… вот на этом моменте будил. И на этом всё заканчивалось в те пару раз, когда мне везло. В остальные пару десятков раз я досматривала до конца. Извините, эмоции дальше описывать не буду.

Я с тихим рычанием перевожу ствол на голову Маски, стреляю сдвоенный. Маска проваливается вниз-вбок. Выпрямляется, чуть выглядывая из-за Мити, который сидит, окаменев и закрыв глаза.

Маска, весело:

– Ты скоро пристреливаться закончишь?

Я с безумным рычанием срываюсь с места, бегу вокруг стола, удерживая Маску на прицеле. Маска кувырком укатывается под стол. Добежав до Мити, отбрасываю его от стула в сторону пуфиков, приседаю, стреляю под стол за миг после того, как Маска выпрыгивает на стол.

Выпрямляюсь, стреляю два раза в Маску, рывками «танцующего» к дальней части стола. Маска сваливается под стол.

Приседаю на колено, целюсь, ведя стволом. Неудобно – руки дрожат, в глазах слёзы. С криком обречённой ярости, почти не глядя, стреляю два раза. Лёня вскрикивает, выгибается, натягивая скотч.

Тело продолжает дергать спуск, пистолет щёлкает вхолостую.

Маска встаёт за Лёней. Паясничая, сгибается, рассматривая в упор, как Лёня кривиться от раны. Выпрямляется, весело-издевательски говорит:

– О! Френдли фаяр. Или это лавли фаяр? Ну, как минимум факли.

Я перестаю давить спуск, рука падает, роняя пистолет. Медленно выпрямляюсь, натужно дышу, загоняя эмоции под маску. Не получается. Паника с яростью прорываются, я с яростным воплем «сука!» кидаю в Маску пистолет.

Тот, чуть шевельнувшись, уклоняется. Вытягивается «смирно», с легким вежливым кивком говорит:

– Спасибо, у меня свои.

Засовывает руки за спину, достаёт два пистолета с глушителями. Изогнувшись в ломаное пугало, задрав локти вверх, наводит на Лёню и Митю. Спрашивает:

– Угадай, с какой руки?

Я стою, сотрясаясь крупной дрожью. Молча смотрю на Маску. Сказать ничего не могу, потому что понимаю, что бесполезно.

Взгляд сам собой дёргается на стон Лёни.

Маска, весело:

– О, угадала! Сначала добьём раненого, а то он как-то не серьёзно мучается…

Маска чуть водит стволом, выцеливая точку. Стреляет. Лёня визжит и вскидывается от боли, начинает биться в агонии, вытягивая полосы скотча.

Маска:

– Ну вот, другое дело. Теперь…

Второй пистолет начинает чуть гулять, выцеливая точку на Мите, оцепенело лежащем на полу.

Сознание – сносит. Я визжу «Нееет!» и кидаюсь Мите. Маска стреляет.

Ногу дёргает, она подламывается. Падаю. Крича и брызгая слезами и соплями, ползу к Мите. Мыслей – нет. Безумная надежда успеть закрыть собой – не мысль.

Лёня сотрясается от попадания пули, выгибается дугой от боли. Глаза распахиваются, взгляд цепляется за меня. Рот беззвучно кричит «Мама!»

Я кричу.

Точней, я пытаюсь кричать, потому что воздуха уже нет, но диафрагма, брюшные и межрёберные всё давят и давят, пытаясь выплеснуть криком хоть чуть-чуть эмоций. И только вот от этого ощущения, я просыпаюсь. Со спазмом диафрагмы и остальных выдыхательных мышц.

Как говорила, я – не писаюсь.

Потом – долгие десяток секунд, когда я катаюсь по полу или кровати. Мозг задыхается, его накрывает чёрной подушкой кислородного голода. И я колочу себя по животу, чтобы расклинить спазм. Ещё колочу, чтобы хоть чуть-чуть выпутаться из сна в реальность, где мне можно не кричать.

Потом – вздох. Яростный. Наперекор крику. Весь пронизанный «дыши, сука!».

Потом я лежу, и дышу. Управляя каждым вздохом. Вставляя на место дыхательный рефлекс, выбитый сном.

И – отстраняюсь от сна. Уговаривая себя, что это – сон. Несмотря на то, что он – с полным погружением, как воспоминание. И что в нём – детали, включая тактильные воспоминания, типа открывания замка, которых в памяти быть не должно.