Путь Светлячка

— Нет, хотя медперсонал судачил о нас всякое… наверное, со стороны наши с ним отношения и впрямь выглядели подозрительно. Женя был слишком нежным и заботливым со мной — гораздо более, чем со всеми остальными своими пациентами… точнее, пациентками.

«Ах, он уже Женя!» — подумал Тим с интонациями Ипполита из «Иронии судьбы», но усилием воли заставил себя прекратить цепляться к словам. Она ведь сказала, что ничего не было…

— Полагаю, если бы я дала ему понять хоть намёком… хоть взглядом… что не отвергну его ухаживаний — он, наверное, не стал бы сдерживаться. Но я никогда не позволяла нашим отношениям выйти за рамки дружеских. Он вообще не говорил о своих чувствах открыто, но много раз недвусмысленно намекал, что готов сделать для меня всё, что бы я только ни попросила. Я не знаю, как в нашу потенциальную любовную связь вписалась бы его жена… но, к счастью, до этого дело не дошло, как я уже упомянула. Мне не пришлось ставить ему ультиматумов в духе «или она, или я», а ему не пришлось делать тяжёлый выбор.

— И он вам совсем не нравился?

Светлана добросовестно задумалась.

— Ну, почему же… нравился, конечно. Он был достаточно красивым мужчиной. Многие теряли от него голову… к тому же, вот это сочетание внешней привлекательности и порядочности… оно подкупало. Судя по сплетням, которых я нахваталась за все дни, проведённые в больнице, его неоднократно пытались соблазнить. Но ни у кого в итоге это не увенчалось успехом. Я была первой, кем он так явно — по-мужски — заинтересовался, и, к чему скрывать, мне это льстило. Он был значительно старше меня, рядом с ним я чувствовала себя защищённой. С ним было очень тепло и безопасно…

Светлана, углубившись в воспоминания, размешивала ложечкой сахар в давно остывшем чае и не замечала, каким взглядом Тим сейчас смотрит на неё. В этом взгляде были и тоска, и нежность, и отчаяние, и надежда… Если бы не задумчивость и не сумерки, она непременно обратила бы на это внимание.

— Вставать с постели мне разрешили лишь на пятые сутки. Женя сам водил меня под руку по коридору — туда и обратно, а затем стал совершать со мной и более длительные прогулки на свежем воздухе, в больничном саду. Он заставлял меня делать дыхательную гимнастику и специальные упражнения для рук и ног, потому что мне не рекомендовалось долго оставаться в неподвижности, могли образоваться спайки. Степень моего доверия к Жене достигла такой степени, что я даже дала ему запасной комплект ключей от своей квартиры — и он время от времени привозил мне вещи, которые я просила. К примеру, зимнее пальто и тёплую шапку… ведь, пока я лежала в больнице, выпал снег и начались настоящие зимние морозы.

— Как долго вы там пробыли?

— Без малого два месяца. Подозреваю, что меня могли выписать и гораздо раньше, однако Женя, видимо, не хотел со мной расставаться и придумывал всё новые и новые предлоги для продления госпитализации. Он добивался того, чтобы все мои показатели были в идеальном состоянии. Следил за моим питанием, продумал специальную диету, запретил солёные, маринованные и копчёные блюда, сладости… даже чай и кофе исключил. Он привозил мне домашние котлеты, приготовленные на пару, отварное мясо и даже свежие фрукты и овощи — и это в страшном, голодном, девяносто первом году! Понятия не имею, где он их доставал. Однажды даже приволок мне целый арбуз! В ноябре-то! Представляешь?.. — глаза Светланы засияли при воспоминании о том арбузе. — Подозреваю, что это был презент какого-нибудь пациента из Средней Азии. К Жене же ехали со всех концов нашей страны, тогда ещё необъятной и единой…

— Вы догадывались о том, что Союз вот-вот рухнет? — спросил Тим.

— Ну конечно. В больнице об этом не болтали только глухонемые. Все жили ожиданием перемен — кто-то со страхом, как, к примеру, старики, горюющие о неизбежном сломе коммунистического режима, а кто-то с надеждой, что дальше будет лучше и легче. В общем, гибель советской империи была неизбежна… Это было по-настоящему смутное время, страна разваливалась на глазах. Мы с Женей много говорили об этом. Как раз незадолго до того, как я попала в больницу, он посмотрел фильм «Небеса обетованные»[7] и был потрясён. Рассказывал мне про эту свалку на окраине города — пристанище для нищих, чьи обитатели вовсе не бомжи, а бывшие музыканты, художники, поэты и артисты… Говорил, что не слишком-то и сгущены краски в этом фильме, что всё практически так и есть…

Светлана потянулась к выключателю и зажгла свет. При электрическом освещении все эти воспоминания о тёмном прошлом казались нереальными, практически фантастическими.