А Светлана, невольно прислушиваясь к чужому веселью, всё стояла у окна в темноте и пила — всё так же не морщась и не закусывая. Пила до тех пор, пока бутылка не опустела.
— С новым годом, — сказала она самой себе, когда в бутылке не осталось ни капли. — С новым счастьем, — добавила она и, размахнувшись, изо всех сил запустила бутылкой в окно.
Раздался звон разбитого стекла, тут же потонувший в треске фейерверков и людском гомоне. Осколки посыпались на пол, под ноги Светлане. Из образовавшегося проёма вмиг потянуло холодом. А она стояла, не чувствуя ни мороза, ни опьянения. Стояла и молча вглядывалась в темноту, расчерченную всполохами новогодних салютов.
2005
Светлана постепенно успокоилась и перестала плакать. Тим заставил её съесть лёгкий ужин, а затем заварил свежий чай с травами. Мельком взглянул на часы: домой, похоже, он сегодня опять не попадает… Марьяшка его убьёт. Но как, как можно было бросить Светлану в таком состоянии?.. Проще уж, и в самом деле, перевезти сюда некоторые свои вещи и остаться до тех пор, пока…
Границы этого «пока» Тим определять боялся.
— На что же вы жили все эти годы, извините за нескромный вопрос? Вы ведь упоминали, что больше не снимались в кино…
Она утвердительно кивнула.
— В полном метре — больше ни разу. Однажды выпускник ГИТИСа попросил меня поучаствовать в его дипломной короткометражке — заплатил, конечно, сущие копейки, но работать с ним было интересно… А двери в большое кино закрылись для меня навсегда. Я рассказывала тебе, Тимофей, что в девяностых стали массово снимать обнажёнку, откровенную дешёвую эротику, почти порнографию — и всё это под прикрытием громких слов о великих режиссёрских замыслах и новаторских идеях. Мне же это было поперёк горла… «Все показывают сиськи на экране, — сказал мне как-то один режиссёр, жутко модный и популярный сейчас. — Без сисек ты никому не нужна, так и знай!» В итоге он оказался прав. Я категорически отказывалась сниматься голой, и обо мне постепенно забыли. Перестали приглашать на кинопробы, звать на кастинги… Иногда приезжали из скандальных жёлтых изданий — предлагали немаленькие деньги за интервью «с откровениями». Ну, чтобы я прополоскала своё грязное бельё у всех на виду. Особенно их интересовало всё, что касалось моих мужчин… Этим я тоже всегда отказывала, закрывая дверь перед их носом. А деньги… Да зарабатывала понемножку, по мере сил. Иногда подрабатывала, снимаясь в рекламе. Участвовала в телевизионных ток-шоу. Пару лет даже вела детский драмкружок в ДК.
— А что случилось с вашей мамой после того, как она уехала? Вы поддерживали общение?
Светлана передёрнула плечами.
— Поначалу она писала мне письма. Я рвала их и выбрасывала, не читая. Тяжело было… Да и зачем? Я ведь прекрасно понимала, что пишет она мне исключительно из чувства долга, чем из любви или реального беспокойства о моей судьбе. Наши отношения тяготили её так же, как и меня. Вероятно… — Светлана запнулась, пытаясь подобрать нужные слова, — вероятно, она вообще не была создана ни для материнства, ни для возни с внуками. Может быть, детдомовское прошлое давало о себе знать. А может, она хотела просто быть женщиной. Только женщиной… Именно поэтому её так подкосил уход отца. А затем вернул к жизни новый мужчина. В общем, поняв, что все её письма остаются без ответа, она очень скоро перестала мне писать.
— И вы никогда больше с ней не виделись? — удивился Тим.
— Несколько лет назад она приезжала в Россию. Продавала свою квартиру в Речном… Ей понадобились эти деньги, чтобы вложить в расширение их с мужем семейного бизнеса. Ну, а потом заехала в Москву, чтобы повидаться со мной и расспросить, как мои дела. У них-то с мужем, судя по всему, дела идут просто отлично. Открыли мини-отель — точнее, гостевой домик для туристов. Всё, как полагается: вкусная домашняя кухня, кавказская и русская, уютный сад, близость Каспийского моря… Говорила, что от клиентов нет отбоя. Выглядела она очень хорошо и свежо… Чего, разумеется, нельзя было сказать обо мне. Мама искренне сокрушалась, в кого я превратилась — дескать, неужели мне самой не противно быть таким пугалом. К тому же, она поняла, что я выпиваю… — Светлана покраснела и отвернулась.
Тиму тяжело дался этот вопрос, но он всё-таки задал его. Не мог не задать.
— Как часто и много вы пьёте, Светлана? Только честно…
— Не так часто и не так много, как вам, должно быть, насплетничали обо мне соседи, — грустно улыбнулась она. — Да, не отрицаю, что у меня есть… были… проблемы с алкоголем, но я… я, правда, могу долго держаться. Впрочем, вы вправе мне не поверить. Да и всюду пишут, что женский алкоголизм неизлечим… Но я знаю, что желание пить или не пить зависит исключительно от меня самой. Если не хочется — я легко могу от этого отказаться и не вспоминать о выпивке месяцами. Но иногда… знаешь, Тимофей, бывает, что такой тоской вдруг придавит… И никак невозможно с этим справиться. Вот я увидела Шурика в магазине и не выдержала. Просто я так давно не встречалась с людьми из прошлой жизни…