Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Но эти 15 рублей не дались даром. В первый же день мне пришлось чистить эксгаустер — громадный железный короб, проходивший на чердаке и пропускавший через себя весь жар и пар от печей и всю мякину от сортировки. Хотя я включал вентиляторы, но производство работало, естественная тяга продолжалась и температура в эксгаустере была убийственная. Я разделся до трусов, влез в трубу и принялся орудовать лопатой, сбивая комья слежавшейся мякины, подобные торфу и прилипшие к стенкам. Когда они рушились, поднимались такие столбы муки и пыли, что положительно не мог придумать, чем тут можно мне дышать. Разборка фасоли на чердаке в Липовке показалась мне пикником на прохладном ручейке. Я только бормотал про себя: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его». Я был уж готов вовсе выбывать с вещами в царство небесное, как неожиданно труба кончилась и я подполз к отверстию. Дружный взрыв хохота, которым меня приветствовали, когда я вылез на крышу, показывал, что я был очень хорош. Притом я почти ослеп, так глаза были забиты пылью. Уж и отмывался же я потом в котле для овса!

Донимали меня ремни, из которых некоторые достигали двадцати сантиметров ширины и семи миллиметров толщины; истрёпанные, они постоянно растягивались, а новые кордные то и дело рвались. Приходилось их без конца перешивать сшивками или специальными болтами с плоской шляпкой. Я не сразу овладел искусством пробивать для них дыры так, чтобы ремень давал хорошее сцепление и, с другой стороны, не заклинивал подшипник. Больше выезжал на дефицитной канифоли, которую безбожно сыпал под ремень.

Остальные слесарные и жестяные работы были более интересны. Они заключались в ремонте разных деталей машин и починке многочисленных замков, бог весть откуда притаскиваемых начальником фабрики.

Личный состав на «Геркулесе» был весьма удачным. Любой отдел кадров мог бы гордиться таким составом. Петро — караульный мастер, высокий, очень вежливый юноша, недавно отсидел срок за соучастие в убийстве в своё время известного «толстовца-коммуниста» Семёнова. В первые дни революции Семёнов поднял вопрос об экспроприации мельницы, принадлежавшей отцу нашего мастера. «Толстовца» они дружно угробили, за что отец был расстрелян, а старшие братья ещё досиживали свои сроки.

Работавший на поставах Миша Гришин, на воле большой общественник, председатель исполбюро какого-то техникума, сидел за «изнасилование путём обмана», то есть за то, что пообещал жениться, соблазнил, а на следующее утро выгнал свою «даму сердца» на улицу. Она не побоялась огласки и подала в суд.

— Ну, прямо сказать, ни за что, просто неудачно употребил девчёнку, подумаешь, какое дело! — пояснил он. Толстый и тонкий с сушилки были бытовиками. Толстый в пьяном виде «слегка погладил тёщу бутылкой по голове. А она возьми и помри».

Тонкий поджёг дом соседа в отместку за кур, которые вечно лезли к нему в подворотню и разгребали огород. Оба были добродушнейшими людьми.

Наконец, Волобуев был самым весёлым из убийц. Он охотно рассказывал про своё дело.

— После гражданки осталось у нас в Орловской губернии много оружия. Ну так, больше обрезы всякие. Мы, конечно, ребята молодые, нам девчат надо. В нашей деревне многие завербовались на текстиль, значит не хватало. Многие бросились в соседнюю деревню, а там свои ребята, они нас в кулаки. Мы говорим, чем драться то, давайте бой устроим. Кто победит, тех все девчата будут с обеих деревень. Так и порешили. Почистили ружья, обрезы, у кого что было, и пошли по лесочкам, по овражкам в наступленье. Мы не по злобё воевали, а так, для примера, вроде игры устроили. Однако, человек двадцать на тот свет отправили, раненых — вдвое. Мы, было, уж совсем побеждать стали, да тут из уезда роту красноармейцев прислали. Ну, с ними не повоюешь! Грубый народ, нешто они понимают? Всех, кто был жив — забрали. Девок вовсе без женихов оставили. Потеха!

Волобуев получил 6 лет. Половину уже отсидел.

Работая в две смены, я очень мало бывал в камере и, придя с работы, сразу после поверки заваливался спать. Способность засыпать при ярком свете и адском гвалте была у меня в то время феноменальной. Бывало, лягу, а у самых моих ног располагается компания играть в «кости». Все отчаянно ругаются и поминутно кричат:

— Мазчики, есть мазу!

Это значит, приглашают болельщиков поставить свои деньги на кон. В случае проигрыша проигравший платит им всем, в случае выигрыша — со всех получает. На койке, стоявшей вплотную к моей, сосед рассказывает, как трудно лавировать со свиданиями, когда имеешь несколько жён. На днях он по ошибке послал одной жене письмо, предназначенное другой, и теперь ждёт скандала. С другой стороны в полуметре от меня другой сосед долго и упорно «выдаёт» идиотские похабные анекдоты. Слушатели ржут. Третий во всё горло поёт «Кому тоску-кручинушку смогу я рассказать?» А в углу целый хор грянул любимую песню:

Стаканчики гранёные упали со стола,
Упали и разбилися, знать, тому судьба…