Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Мне дали тему: расчёт механического привода к тормозным колодкам обратного действия. Применявшиеся до этого на трамваях колодки были прямодействующие, то есть они зажимали колесо, когда в систему подавался сжатый воздух. Это была скверная система, потому что в случае утечки в трубах тормоза отказывали и дело кончалось аварией. Колодки должны были прижиматься к колесу пружинами, как только из системы выходил воздух и переставал их растягивать. В этом случае при наличии утечки вагон автоматически затормаживался.

Расчёт оказался неожиданно трудным. Конструкция требовала семи-восьми последовательных расчётов на каждый полускат, сплошь и рядом с подвижными точками опоры. Сила на штоке цилиндра была задана; надо было так подобрать плечи рычагов, чтобы получить определённое натяжение пружины, прижимающей колодку. Но задача приводила к системе двенадцати уравнений с тринадцатью неизвестными и не давала определённого решения. Я буквально заболел ею. Ни днём, ни ночью не расставался с логарифмической линейкой, вытащил свои записки и повторил весь курс теоретической механики, исписал горы бумаги. Наконец, как это ни ущемляло мой престиж, обратился к старшим. Но мой престиж получил удовлетворение, так как ни Васильев, ни Фишман не смогли решить задачу, которая казалась им вначале простой. Некрасов ушёл из Института. Но я проник к нему домой, просидел у него полдня и вогнал беднягу в пот. Он тоже не решил задачу, но указал некоторые пути её решения и необходимость некоторых допущений. По пути, указанному им, я через месяц решил задачу сам.

Потом последовали некоторые другие проекты. В ходе их решения мне приходилось входить в кабинет даже самого заведующего службой Козненко, который надо мной возвышался столь высоко, что поглядеть — шапка свалится. «Чёрт возьми, — думалось мне, — из меня, кажется, начинает вылупляться настоящий инженер».

На шестом курсе уже не было лекций. Только недавно окончивший инженер Пинатский, очень чистенький и очень аккуратный, вёл с нами практикум по конструкциям электрической арматуры. Благодаря монтёрским заработкам тема была мне более или менее известна.

Мы все засели за дипломные работы. Я выбрал себе тему: «Расчёт тормозной системы четырёхосного моторного вагона». Здесь можно было использовать работу, проделанную в МГЖД. Хотя она целиком была основана на механике и пневматике и никак не касалась электричества, она была утверждена без возражений. Но тут вмешалось новое обстоятельство. Яков Фабианович где-то откопал книгу Pistoye «Calcule mécanique et construction des machines électriques» (Пистуа. Механический расчет и конструкция электрических машин), изданную фирмой Эрликон. Это был клад для нашего Института, но никто не хотел её перевести и издать. Яков Фабианович свистнул по старшим курсам: кто хоть немного знает французский язык? Отозвались двое, Баг и я. Оба предупредили, что знаем его очень плохо. — Два «плохо» равняется одному «хорошо». Вот вам добавочная практика: переведите Пистуа и мы его тиснем на стеклографе. Раздадим всем пассажирам: учитесь, как надо работать. — Но ведь у нас стажировка, да плюс к тому дипломы! Мы тогда не закончим их в срок! Шутка ли, перевести 350 страниц! — Ишь, какие прыткие! Срок два года существует, только чтобы пугать чернокожих. Фактически ещё в два года никто Институт не кончал. Посидите второй раз на шестом курсе, не слиняете!

Нечего делать, мы взялись. Да и по существу работа привлекала. Досконально изучить такую книжку, да ещё усовершенствоваться во французском языке — стоящее дело. Да и куда, в самом деле, торопиться, — в тюрьму?

Мы разделили Пистуа по главам и работали отдельно. Потом собирались вместе по очереди то у меня на чердаке, то у Бага в холодной конуре на Верхней Масловке и прорабатывали каждую фразу вдвоём. Постоянно возникали дискуссии:

— Как ты перевёл? Ток течёт «на проводе»? А я считаю, надо «на провод».

— Уж тогда «по проводу». — А может быть «через повод»?

Мы ненадолго задумывались. — Ув! — кричал Баг на своём забавном жаргоне, — как мы забыли: «ув проводе».

У старика оказалась молоденькая девушка. Он представил её, сильно смущаясь, а она совсем была готова провалиться сквозь землю. Маленькая, похожая на мышь, ужасно застенчивая, она училась на втором курсе Института иностранных языков. Ничего не понимая в конструкции электрических машин, она больше нас смыслила во французской грамматике и потому была охотно принята в качестве третьего члена триумвирата. Кажется, Баг в конце концов на ней женился.

Так или иначе Пистуа был переведён и поступил в производство. Только мы одни и прочли как следует эту действительно превосходную книгу. Её даже не напечатали на машинке, в те времена это стоило слишком дорого. Отшлёпали с рукописного материала, половину страниц смазали. Особенно чертежи вышли «ночь в Крыму, всё в дыму, очень уж обидно, что ничего не видно». Тошно было в руки взять. Но для меня Пистуа сыграл ту роль, что привил вкус к ремеслу переводчиков, это не раз меня потом выручало.