Я хотел добавить, что температура повышенная, но воздержался: может послать к фельдшеру проверить. Хотя я и в самом деле чувствовал себя прескверно. Ведь я две ночи не спал, всё решал своё «быть или не быть!»
— Ну, так можете идти домой. Потом пгидете в военкомат, Вам поставят штамп о пгохождении военной подготовки.
Так просто!? Очевидно, сам взводный смотрел на присягу как на простую формальность. И тут я чуть не загубил всё дело: от радости слишком резво вскочил со стула.
Итак, на этот раз проехало. Но, боже мой, как мне стыдно!! Я шёл, кусая себе губы, и ворчал: «До чего докатился!» Потом мне пришло в голову, что вопрос вовсе не решён. От меня могут потребовать принесение присяги, когда я приду за штампом. А если не приду, я останусь рядовым необученным и при любой следующей проверке всё начнётся сначала. Один еврей сказал: «Обмануть советскую власть иногда удаётся, перехитрить — никогда».
Я не пошёл в военкомат. Я так устал от этих переживаний, что предпочёл повторение в неопределённом будущем, только не сейчас. Как потом выяснилось, до самой войны никто меня не беспокоил, никому я не был нужен.
Напротив нашего дома построили плавательный бассейн ЗИСа. Это был второй бассейн в Москве, если не считать старый, крохотный в Сандуновских банях, ещё дореволюционный.
Из нашего окна с пятого этажа было видно, как там парни и девушки плавали и, поднимаясь на 8-метровую вышку разбегались и… исчезали под водой. В моей душе вовсе не угас спортивный пыл, и я не мог равнодушно глядеть на это зрелище. Так и подмывало пойти туда. Но я считал, что моё время уже прошло, что в 27 лет бородатому инженеру стыдно прыгать или плавать с мальчишками. Но главное — некогда. Ведь редко когда я приходил домой с завода раньше девяти часов вечера и весьма нередко, во время авралов, не выходил с завода по трое суток. Притом уставал дико. Куда уж мне!
Однако, Галя взяла меня в оборот:
— Тебе необходима разрядка. Можешь ты, наконец, два раза в неделю приходить с завода вовремя?
Она уговаривала меня до тех пор, пока я не записался. А несколько позже записалась и сама. Я очень скоро почувствовал, как она была права. Бассейн делал чудо: давал заряд сил, ни с чем не сравнимый.
Я попал в группу инструктора Сливиной, совершенной девчонки, однако мастера спорта и какой-то чемпионки.
— Вы умеете плавать?
— По-собачьи, лягушачьи и сажёнками.
— Отлично. Чем скорее вы забудете всё это, тем лучше. Отправляйтесь на мелкий конец бассейна и будем учиться заново.
Я узнал, что уважающие себя люди плавают кролем, брассом, оверармом, баттерфляем и ещё прочими премудрыми стилями. И начал терпеливо ими овладевать.
Через год я уже недурно овладел брассом и оверармом и просто влюбился в кроль. Особенно мне нравилось ходить на дальние дистанции. Я всегда начинал урок с 1000-метровки. Мерное движение, подобное качанию маятника (бассейн был в длину 25 метров) приводило меня в какое-то сомнамбулическое состояние и удивительно успокаивало нервы. Я пробовал прыгать с вышки и с трамплина. С вышки я с трепетом прыгал с 8 метров только солдатиком. С трёхметрового трамплина пробовал простые фигурные прыжки.
Однажды, когда в бассейне было устроено публичное соревнование, я подумал, что занимаюсь уже несколько лет и пора бы мне выступить. Но с чем? Плавал я хорошо, но скоростью не обладал, какая требуется на соревнованиях, да и тужиться не любил. Ватерполистов у нас было две команды, причём по иронии судьбы капитанами в них были Неживой и Бессмертный. Первый всегда побеждал второго. Но я был плохой ватерполист и выступать не решился. Не попробовать ли мне счастья в прыжках? Чем черт не шутит?
Настал праздник, и трибуны были полны народом. Прошли заплывы, начались прыжки. Я заявил три простеньких прыжка с трамплина. Мне приходилось потом выступать с лекциями перед двумя тысячами слушателей, говорить по-французски перед учёными всего мира, но, ей-богу, я наполовину так не волновался, как стоя на трамплине. Особенно меня смущала борода, единственная среди участников соревнования. Мне казалось, что она обязывает показать экстра-класс.
«Солдатиком» я прыгнул сносно, «козла под себя» не докрутил и вошёл в воду на троечку. Поэтому, делая последний прыжок «ласточкой», я так оттолкнулся от трамплина, что перевернулся на спину и лёг на воду точнёхонько плашмя, причём здорово расшибся. Мне не хотелось выныривать на поверхность. Но всё-таки пришлось вылезать. Публика ревела, хохотала, свистела. Первые ряды, в том конце, где я шлёпнулся, были покрыты водой, как после дождя. Женщины вытирали платками платья. Сливина сказала:
— Осрамил мою седую голову!