Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Старший его сын Евгений Евгеньевич запомнился мне как дряхлый старик в сюртуке с постоянно озабоченным и грустным выражением лица. Он был купцом первой гильдии и мануфактур-советником. Его жена Варвара Карловна, маленькая круглая старушка, женщина необычайной доброты и заботливости, приютила под своё крылышко всё своё огромное хозяйство, и всем под этим крылышком было хорошо и уютно. У неё было 12 детей, из которых я едва ли помню и знаю по именам половину. Все сыновья были женаты, все дочери замужем, у всех были дети. Когда я учился в школе, мне говорили, что у меня 42 троюродных брата и сестры, из которых 39 были внуками Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны. Все Арманды собирались в день рожденья бабушки Варвары Карловны в её доме:

— Приходите, пожалуйста, у нас будут только свои, приглашала баба Варя. И этих «своих» с зятьями и невестками, свояками и свояченицами набиралось человек сто. Громадные столы ставились рядом по длине и растягивались через соединительные галереи на несколько домов. Моя бабушка удивлялась:

— День деньской Варюша сидит за самоваром и чай разливает. И как у неё терпенья хватает!

Наверно это был последний осколок родового быта в России.

Деду Жене и бабе Варе не особенно везло с зятьями. Правда, были в их числе братья Бриллинги — Николай Романович и Евгений Романович, крупные инженеры по двигателям внутреннего сгорания, действовавшие ещё в советское время и даже после Отечественной войны. Николай Романович был известным теоретиком, заслуженным деятелем науки, он спроектировал первый советский автомобиль НАМИ-1. Братья были женаты на двух сёстрах Арманд, что также не одобрялось церковью. Был ещё из хороших зятьёв — доктор Коль. Но были и так себе, Константинович и Федосов, и был совсем уже сумасшедший самодурствующий Пампель, который всю жизнь только и делал, что скакал по чужим полям, травя зайцев, и прославился тем, что застрелил собственную корову, оскорбившись, что она, повернувшись к нему задом, справила свои потребности, как раз когда он зашёл в коровник посмотреть, всё ли там в порядке.

Средний брат, Адольф Евгеньевич, был, в противоположность старшему брату, всегда румяный и весёлый старичок, и женат он был на весьма худощавой Александре Александровне, которая за свой живой и болтливый нрав именовалась в семье Александрин-дрин-дрин. Она всегда носила обильные кружева и ленточки с какой-то шёлковой оторочкой. У неё была дочь Елена Адольфовна Репман, впоследствии начальница одной из трёх знаменитых в Москве своим либерализмом частных гимназий, в которую и я в своё время поступал. Но почему-то не поступил. Двух других гимназий я не знал.

Что касается моих бабушки и дедушки, то у них было шестеро детей: Лёва, Наташа, Соня, именуемая Сося, Маня, Павлуша и Женя. Из них Павлуша умер ребёнком в возрасте шести лет.

Лёва и был как раз моим отцом.

Во избежание недоразумений я привожу здесь генеалогию по мужской линии.

Три брата жили богато, ни в чём себе не отказывая. Тем не менее, при них великий буржуазный род Армандов начал приходить в упадок. Они вели образ жизни рантье и были не приспособлены к стяжательству. Получив от отца громадное наследство, они почили на лаврах. Евгений Евгеньевич был директором неразделённых фабрик. Дедушка по семейному решению поехал во Францию и там окончил химический факультет Технологического института, чтобы исполнять обязанности главного инженера на фабриках братьев. Впрочем, он скоро выделился из дела.

У дедов был единый порок, сильно мешавший им в ведении дел — они были неисправимо добры. Рабочим они платили значительно больше, чем все окружающие фабриканты. Последние их за это дружно ненавидели, дескать, вот черти — сбивают цены. Когда однажды село Пушкино сгорело, Арманды за свой счёт отстроили 50 крестьянских дворов. Когда у Евгения Евгеньевича умер сын Андрюша, он в память его построил для крестьян больницу, называвшуюся Андреевской и главным врачом назначил своего зятя доктора Коля. Такой оборудованной больницы не было ни в одной деревне. Для ведения лесного хозяйства деды вступили в компанию с купцом Аигиным и доверили ему все дела. Он их очень крупно обокрал и смылся.

Аналогичные истории, правда, несколько в меньших масштабах, повторялись почти со всеми управляющими в их имениях. Иногда только через десятки лет «управления» таких, с позволения сказать «поверенных», обнаруживалось, что тот или иной свёл «для себя» сотни, сотни десятин лесу. Его только увольняли, но никогда в суд не подавали.