Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Всё было бы очень весело, если бы не наши лошади. Лошадей Липовка получала с фронта контуженных, рехнувшихся. У всех был свой бзик — одну невозможно было сдвинуть с места, другая дёргала сразу и мчалась, как будто за ней медведь гнался, третья всё время сворачивала в правую сторону и вертелась на месте. Нам обычно давали Слона — самого сумасшедшего. Частенько он нас разносил на лесной дороге и сбрасывал бидоны. Однажды Василий Фёдорович, раздосадованный нашими неудачами, взялся нам показать, как справляться со Слоном. Но и его Слон разнёс. Бедный, он катался в телеге, а по нему катались бидоны. Покой он обрёл, только очутившись в придорожной канаве. Поэтесса Варя Бутягина сочинила про этот случай прекрасную поэму, из которой помню слова:

Я скажу в высоком слоге:
Лишь отъехав два шага,
Из канавы при дороге
Как маяк торчит нога.

Студенты делали более трудные и интересные работы: пахали, косили, возили и копнили сено. Я умирал от зависти, видя, как Машурка целые дни разъезжает на рондале или на конных граблях. Из нас к этим чудесам техники допускался только Коля Эльбе.

У нас всё же оставались свободные вечера и воскресенья, которые мы посвящали по преимуществу экскурсиям и топографической съёмке. Мы исходили все окрестности, доходили до заброшенного имения Вогау, где любили влезать на полуразрушенную водонапорную башню, которая трещала и скрипела всеми ржавыми железными и деревянными частями.

Когда Коля научил нас полуглазомерной съёмке, я прямо-таки влюбился в это занятие. Это была самая настоящая география! И как замечательно, когда в результате съёмки у меня на планшете вырисовывалась речка, вытекавшая из пруда, со всеми её излучинами, и болотце, и долина, и группы деревьев по краям. Я любовался на свой план, словно это была картина Боттичелли.

Коля научил нас также измерять высоту деревьев, ширину реки, вообще расстояния до недоступного предмета. Пользуясь законами геометрии, мы сперва определяли расстояние на глаз, а потом проверяли глазомер измерением. Этим увлекательным занятием мы могли заниматься целыми часами.

Но, конечно, главным удовольствием было купанье. В Липовке я впервые научился как следует плавать и сажёнками, и по-лягушачьи, и на спинке. А через месяц я уже прыгал с крыши купальни и мог плыть под водой, пока хватало воздуха.

Машурка часто уходила в лес одна. Мы заметили, что она берет с собой нож, но возвращается без грибов. Что она там делает? Пошли в ход самые необузданные предположения. Договорились до того, что она по совместительству с работой в совхозе является атаманом разбойников. Ведь была же она атаманом мальчишек в своём классе. Решили выследить. Долго крались за ней, как полагается юным разведчикам. Она пришла в лес к куче нарезанных ивовых прутьев и принялась плести корзину. Наши гипотезы не подтвердились, просто Машурка дала обет выучиться плетению корзин. Тогда мы решили ей продемонстрировать политику силы. Обсудив план кампании, мы стали подкрадываться к ней с разных сторон. Применяя все тонкости разведки, мы приблизились к ней метров на 10, не будучи замеченными, и сразу выскочили и схватили её. Вшестером мы легко её одолели и связали ей руки. Выполнив боевое задание, мы её отпустили и попросили показать нам, как плести корзины. Машурка не очень испугалась нападения, так как давно заметила преследователей и посмеивалась про себя над нашими ухищрениями.

Мы придавали особое значение нашей победе, так как Машурка была личностью легендарной. Шушу, который раньше жил с ней в имении отца, рассказывал, что она вечно проводила время в обществе охотничьих собак и лошадей, лихо скакала верхом без седла и была грозой деревенских мальчишек. Когда они забирались в господский сад за яблоками, она ловила их, спускала штаны и порола крапивой. У нас даже в поговорку вошло: «Эх, Машурки на тебя нету!»

Однажды Шушу проиграл ей пари (at discretion[18]). Машурка потребовала, чтобы он поцеловал ей руку. Он не мог снести такого унижения и отказался. Тогда она пыталась его заставить: связала ему руки, совала ему свою руку под нос, но он плевался, кусался, и поцелуя она не добилась. «Господи, какой дурак, — думал я, — хоть бы меня кто заставил! Я бы не стал кобениться, сто раз бы поцеловал». Но вот поди ж ты, никто меня не заставлял. Не мог же я по доброй воле вот так подойти и поцеловать руку.

Шушу рассказал мне, что два года назад Машурка устроила мне хорошенький розыгрыш. В тот день, когда я, любя, ткнул её пинцетом, она не приготовила немецкий, но предполагала, что её могут спросить. Поэтому она пустяковый ушиб изобразила как серьёзное ранение и получила несколько дней отдыха от школы. Заодно заставила меня мучиться раскаянием.