Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

За последние пять месяцев Ромка наладил отношения со всеми, а Кольку, пожалуй, мог бы назвать своим другом.

Но Олег — Олег, который вытащил его из болота, дал шанс стать человеком! — был там. За стенкой. И то, что он там был для всех, не успокаивало.

Ромка снова вздохнул. Олег, словно отвечая на этот вздох, стиснул пальцами рукоять палаша, потом отпустил оружие. Ромка отвернулся и стал смотреть и слушать ночь…

…Йенс на смену проснулся сам. Ромка не уловил даже, как он оказался рядом — сидел со скрещенными ногами и прислушивался тоже.

— Тихо? — спросил он.

— Тихо, — кивнул Ромка. — А что, ты на смену?

Теперь кивнул Йенс. На плоту кто-то снова забурчал, потом тонко вскрикнул.

— Как ты думаешь, что с нами будет? — спросил Ромка. Йенс пожал плечами:

— Мы все умрём.

— А… — Ромка поперхнулся. — Нет, я понимаю, но сейчас конкретно…

— Возможно, мы умрём сегодня днём, — равнодушно ответил Йенс. — Или через несколько минут.

— Да ну тебя… — уныло сказал Ромка. Немец рассмеялся:

— Тебе что, страшно? Не бойся, незачем…

— Ты что, не боишься умирать? — удивился Ромка. Йенс пожевал бамбуковую щепочку, сплюнул в воду, пожевал снова… Ромка терпеливо ждал.

— Как сказать… — медленно произнёс немец наконец. — Я ещё не всё увидел. Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком этот Город Света… и ещё кое-что хотелось бы сделать… Но особо бегать от смерти тоже не собираюсь. Я германец. Это обязывает.

— Это, наверное, страшно… — прошептал Ромка, поёжившись.

— Это, наверное, больно, — поправил Йенс. — Но наверняка — не так больно, как при некоторых ранениях, после которых болит неделями и хочется как раз умереть. Поскорее… Ложись-ка ты спать, римлянин.

— Почему римлянин? — удивился Ромка.

— Роман — это «римский» в переводе с латыни, — охотно пояснил Йенс и засмеялся.

— Я сейчас пойду, — пообещал Роман. — Я только ещё спросить хочу…

— Давай, — согласился Йенс.

— Олег… чего он хочет?

— Ты знал его ТАМ? — вопросом ответил немец. Ромка вздохнул:

— Да, немного… Я и Сат… Арниса знал тоже, только не люблю про это вспоминать…

— Какой он был, Олег?

— Ну… — вопрос озадачил Ромку. — Спокойный… аккуратный… учился неплохо… фехтовать и читать любил… Он старше меня был, он меня и знал-то только потому, что я за него на фехтовании болел, а моя мама была… она школьный библиотекарь.

— Олег хочет, — начал Йенс, никак не реагируя на ответ Ромки, — чтобы о нём помнили. Помнили долго. Может быть — вечно. Но этого он уже почти добился — о нём поют песни. И будут петь долго… может быть, и вечно. Ещё он хочет того же, чего и я — посмотреть этот мир. К этой цели он тоже близок. По крайней мере — в его понимании. И наконец, он хочет залить кровью улицы того места, где в нас играют — Города Света. Вот до этого он ещё не добрался. Но, когда доберётся, я хочу быть рядом, потому что это будет самое интересное место на белом свете на тот момент… А теперь ты идёшь спать, Роман.

Я делил с вами хлеб и соль.
Вашу воду и водку пил.
Ваша гибель была моя боль.
Вашей жизнью — свою купил.
Я делил с вами всё подряд:
Ваши бури, бои, пиры…
Там, где рай и ад, я вам был, как брат —
За морями эти миры…
Я писал сказку ваших дней,
Горечь правды вкусив сперва.
Я писал о ней — но она страшней
И важней, чем мои слова.

Дж. Р.Киплинг

* * *

«Идти за барабанами» в прямом смысле слова было бы не подвигом, а глупостью. Мы сплавлялись ещё сутки. Первые шесть часов звук становился всё сильней, потом — начал удаляться, и под утро, когда рокот уже был слышен не очень хорошо, я приказал остановиться, причалить к берегу и, спрятав плот в прибрежных зарослях, высадиться и залечь в засаде неподалёку от берега.

Честно? Я не очень верил в сверхъестественное происхождение этого навязчивого звука. Нет, в этом мире имелась разная «нечисть», несомненно. Но барабанный бой у меня с этим не «монтировался», хоть убейте…

…Около трёх часов дня пошёл дождь. Это оказался настоящий тропический ливень — тёплый, пахнущий чем-то сладким и пряным, упругий и сильный, словно струи из поливочного шланга. Лес вокруг наполнился грохотом водяных струй. За прошедшие пять месяцев мы ни разу не попадали под дождь, и нынешнее светопреставление наводило на грустные мысли о сезоне дождей, разливах рек и прочем.

Струи ливня вбивали нас в раскисшую землю, делая её частью. Рокот барабанов стал не слышен совсем. Дождь стёр его…

…Пальцы Игоря коснулись моего бедра. Я чуть повернулся. Игорь указал глазами в сторону берега, и я усмехнулся.

Негры пробирались через кусты. Рысцой, неспешно, но уверенно, не меньше сорока. Они явно преследовали плот, собираясь напасть на ночёвке. Я рассматривал их и думал, что уже успел от них отвыкнуть — последний раз видел прошлым летом, во время схватки у дирижабля.