Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Потом она рассказал вопреки своим же словам, как два года назад они были в Голландии, где на островах посреди болот живут около сотни человек. В основном — голландцы, но есть и другие; им тоже предлагали остаться. Парнишка-чех — лет тринадцати, очень курносый и черноволосый, но с ярко-синими глазами — рассказал, что он со своими друзьями (они были уроженцами Ческе-Будейовице и попали сюда во время турпохода по Шумаве) тоже пытался устроиться на постоянное место жительства в родных местах, но зимой на них напали негры.

— Они и зимой воюют?! — неприятно поразился Вадим. Чех кивнул:

— Да, и они неплохо одеты…

Потом он добавил, что в то утро все его друзья погибли, а он сам был ранен. Негры сочли его мёртвым, спокойно пояснил чех, нагнул голову и показал чудовищный шрам слева на шее. А потом его — уже обмороженного и почти умершего от потери крови — нашли Йово и Званка, сербские ребята, пробиравшиеся с юга. Они его выходили, а весной присоединились к русским уже втроём.

— Ну что, сегодня заночуете у нас, — предложил Лешка, — а завтра отправимся делегацией к вам.

— От нашего стола — вашему столу, — со смехом добавил кто-то.

Вадим хотел уже было согласиться, но с вершины одного из дубов вдруг раздался режущий разбойничий свист. Все повскидывали головы — гости только теперь заметили, что там среди веток надёжно устроился почти невидимый снизу часовой. Он махал рукой куда-то на север.

— Горит! — крикнул он, свешиваясь вниз и не опуская руки. — Горит!

* * *

— Ты ловкий, — Марюс остановился в трёх шагах от меня. — Но это тебя не спасёт. И девчонку твою не спасёт. Но её мы теперь убьём не сразу. Да и тебя тоже, чтобы ты послушал, как она будет орать.

— А вот за эти слова, — я почувствовал, что улыбаюсь, — я тебя убью, Марюс. Я сказал.

Очевидно, он мне поверил. Да я и сам себе поверил — уж больно увесисто у меня это получилось, на Земле, где я бросался такими обещаниями в шутку, ни за что так не вышло бы.

— Мёртвые не убивают, — сказал Марюс.

Короткий вскрик заставил всех обернуться. Рыжий арбалетчик падал — ничком, из затылка у него струйкой била кровь. Прибалты непонимающе озирались… а из-за кустов у поворота дороги со страшным рыкающим криком «Р-рось!!!» высыпали какие-то вооружённые люди.

Даже я их сперва не узнал, а ещё мне показалось, что их страшно много. Интересно, что я понял, кто это, услышав знакомый мне грохот Колькиной «зброёвки».

Марюс что-то прокричал, и прибалты бросились к воротам. Двое кого-то тащили… На нас с Танькой внимания не обращали даже свои; пробежавший мимо Игорь Мордвинцев метнул топор в чью-то спину… Но к воротам не успели — они уже закрывались, с частокола свистнули несколько стрел, кто-то из наших закричал, и я пришёл в себя уже за кустами. Сергей, тряся меня за локти, орал:

— Живой?! Живой?!

— Где Танюшка?! — я оттолкнул его. Татьяна подошла неуверенно, даже чуть покачиваясь, и я…

И я её обнял. А она вцепилась в меня.

Вокруг запалено дышали наши ребята, но мне казалось, что мы одни на целом свете. Потом где-то рядом кашлянул Санёк и сказал:

— Вот твоё оружие…

…Застреленный Ленкой Рудь из арбалета рыжий и ещё один, которого зацепил картечью Саня, лежали неподвижно. Тот, в которого попал топором Игорь, тоненько плакал и пытался ползти к воротам, но у него не действовали ноги и руки. Зрелище было ужасным. Наши девчонки смотрели на Игоря волчицами, он сам кусал губы и, кажется, еле сдерживал слёзы. Одиноко звучал голос Арниса — держась за перевязанную голову, он пытался «наладить контакт» с соотечественниками.

Стрела угодила в Кольку — сегодня ему не везло. Попала в правое бедро, он, скрывая испуг и боль, старался равнодушно следить за тем, как Олька, сидя на корточках, готовится его оперировать.

— Я с плеча начну, — ласково сказала она, — пулю-то надо вытащить… Ты не бойся, я быстро всё сделаю…

Валька Северцева — с аркебузой на коленях — уже открыто сидела возле Кольки, следя за ним жалобными глазами.

— Упёрлись, — Арнис подошёл ко мне. Глаза он прятал — наверное, всё ещё чувствовал себя виноватым. — Только ругаются.

— Они что, вообще с ума спятили?! — у меня прорвалась наконец злость. — Напали, чуть не убили… Что им нужно?! Мы же из одной страны, чёрт бы…

— Понимаешь, Олег… — он наконец глянул мне в глаза — печальным взглядом. — Ну если честно — у нас не любят русских. Очень многие не любят. В Прибалтике. Я просто не рассказывал.

— Да за что?! — завопил я. Арнис отвернулся. Я махнул рукой. Потом дёрнул его за плечо: — Скажи им, в конце концов, чтобы забрали своего, ну невозможно же слушать!!!

Арнис закричал — сорвано и зло, непохоже на себя взмахивая рукой. Потом быстро присел — в дерево у его щеки вонзился (и даже не задрожал, так глубоко вошёл!) арбалетный болт. Хлопнула аркебуза Танюшки — моя подружка выстрелила в ответ тут же.

— Надо поджечь частокол, — сказал, подходя, Олег Фирсов. — Подпалить на… — он покосился на Танюшку и энергично закончил: — И дело с концом!

— Дуб, — ответил Сергей. Он подошёл неслышно и встал рядом. Фирс немедленно оскорбился:

— Чего?!