Путь в бездну перемен

Оставив Снегирёва, они направились к скамейке перед небольшим домиком. На ней сидел и грелся под лучами солнца крепкий сухопарый старик с двумя головами. На нём не так уж и плохо сидел изрядно поношенный костюм, смотрелись и рваная рубаха, и стоптанные башмаки. С виду, самый настоящий сельский нищий.

Все его четыре глаза надменно разглядывали непрошенных гостей. В зрачках явно читалась злоба, надменность и неприязнь ко всему существующему.

– Доброе утро, папаша! – поприветствовал его Гиров. – Худо живётся пенсионерам в России? Или терпимо?

– Худо и мерзко, – ответил старик. – Что пенсия? Она – полное издевательство над пожилым человеком. Так с кокосового молока на сухие бананы и перебиваюсь.

– Не прибедняйтесь, Виктор Агафонович, – поставил двухголового старика на место Платонов, – у вас ведь очень… персональная пенсия. Далеко не каждый работяга столько получает от государства. Партия, так называемой, справедливости заботится о своих псах!

Старик встал с места, собираясь уйти в свой небольшой дом.

– Недосуг мне с вами разговаривать, – проговорил старик «хором», сразу двумя своими ртами. – Не имею чести вас знать и не желаю! Меня не интересуют те, кто живёт, как может, всякие лентяи и алкаши! Если вы отсюда не уберётесь, я вызову охрану!

– Ну-ка, старый хрен Моблов, громко и отчётливо приглашай нас в свой дом! – приказал старику Гиров. – Делай это громко, чтобы все соседи слышали. Произноси эти слова с любовью и приветливо! Говори!

– Попрошу в мой дом, гости дорогие! – заорал старик, выпучив от удивления все свои четыре глаза и мотая головами. – Гостям мы рады всегда!

Всё это он делал помимо собственной воли. Виктор Агафонович пытался взять себя в руки, но у него ничего не получалось. Бесцеремонно Платонов и Гиров вошли в небольшой дворик, а потом и в дом.

Они сразу же обратили внимание на то, что обстановка в его, почти что, лачуге была убогой. Две ветхие комнатки, десятки лет не знавшие ремонта, со старыми сундуками, железная кровать в передней, две старые табуретки и шатающийся стул. Имелась, правда, ещё и лавка.

Одним словом, почти ничего, если не считать ещё допотопного показывающего телевизионного устройства, проще говоря, телевизора, который стоял, где-то, в самом углу горницы. Гиров и Платонов сели на лавку без приглашения. Старик занял одну из табуреток.

– Чем обязан? – пролепетал он. – Имейте в виду, что вашу машину уже заметили строгие и принципиальные люди. Прямо сейчас.

– Не слишком богато живёте, Виктор Агафонович, – не обращая внимания на его угрозы, сказал Платонов. – Вся жизнь прошла на партийной и, как бы, на государственной работе, а в доме ничего нет. Да и самого дома, считай, тоже. Как же так, уважаемый? Что за несправедливость? Почему такое происходит?

– Это не главное, – глаза старика лукаво заблестели, – зато я знавал самого…

– И помогали ему воровать и таким, как он, обирать страну и её народ? Лично и вы грабили честных и порядочных людей! Снимали с нищих последние рубашки! Кроме незаконной олигархии, старались ещё и чиновники, процветающие на поборах. Да и, практически, на убийствах, как вы говорите, простых людей. Так? – Перебил Гиров двуглавого старика. – Конечно же, быть у воды и не замочиться – сложно для таких, как вы.

– Не надо! – возмутился Виктор Агафонович. – Я вступил в Партию Справедливости не по лотерейному билету. Я в ней почти с детских лет, и для меня существует в мире все две национальности: русский и нерусский. Я патриот своей страны!

– Если бы это было так, – сказал Платонов, – то ваша правящая и коррумпированная орава не уничтожала бы сотни тысяч людей самых разных национальностей и, главным образом, русских. Ты – полный отстой! Ты – протухающий мусор на кухне у нерасторопной хозяйки! Его надо вовремя выносить, на помойку.

Конечно, Платонову было, что ещё сказать двуглавому старику, изображающего из себя нищего и обиженного. Но Родион не стал вступать в дискуссии, в никчемную полемику с великим грешником и государственным преступником, обласканным сворой внутренних интервентов и оккупантов, объявивших себя государством. И не только таковым, но владельцами всего того, что принадлежит российскому народу.

Когда Родион был ещё маленьким мальчиком, смотрители из Партии Справедливости ворвались в дом, где он жил со своими родителями, и убили его отца, мать и двух его старших сестёр. Палачи лишили жизни ни в чём не повинных людей только потому, что на них в специальные органы написали донос добрые и всегда улыбчивые соседи.

В клеветнической бумаге было указано, что мать, отец и сёстры Родиона читали запрещённую художественную литературу, что-то очень глупое, наивное и бездарное о… справедливости. Да когда же им было что-то читать? Задача перед всеми стояла только одна – только выжить, заработать немного денег на самую дешёвую еду. Об одежде речи не было. В России для «простых» людей не имелось почти никакой работы. Только временная подёнщина за мелкие монеты.