Путь в Европу

Игорь Клямкин: Но какое-то время президентский и премьерский посты были у братьев Качинских, представляющих одну партию. Можно ли считать, что в это время наблюдались тенденции к монополизации власти? Ведь вы сами говорили, что Качинские опираются на традиционалистский электорат, который всегда и везде ориентируется на властную монополию…

Ярослав Браткевич:

Сквозь призму российского политического опыта происходящее в Польше может представиться в искаженном свете. Польша, повторяю, страна демократическая, входящая в сообщество европейских демократий. А при демократии любой политик понимает, что отход от ее базовых принципов может лишить его и его партию политического будущего.

При демократии все знают, что власть навсегда никому не гарантирована, что сегодня она у одних, а завтра будет у других, если того захотят избиратели. Тем более что традиционалисты среди них в Польше не доминируют. Какая при таких обстоятельствах может быть монополизация? Ну, получила партия президентскую и премьерскую должности – дальше что? Ведь для монополизации власти нужны рычаги, нужны инструменты, а где их взять?

Андрей Липский: Многие упрекали братьев Качинских в том, что они под лозунгом выкорчевывания из госаппарата остатков коммунистической номенклатуры и бывших «агентов КГБ» пытались создать новую, зависимую от них элиту. Те самые рычаги, о которых вы говорите.

Ярослав Браткевич:

Насчет такого замысла я не осведомлен. Но у меня не вызывает сомнений, что в своем стремлении «навести порядок» братья Качинские попытались опереться на спецслужбы. Как известно, на спецслужбы опирается обычно и любой властный монополист. Но при демократии они опасаются быть обвиненными в том, что их используют в политических целях. Этого опасаются, кстати, не только спецслужбы. Когда, например, варшавским прокурорам показалось, что их деятельность пытаются политизировать, они взбунтовались.

Разумеется, трансформация демократии в режим политической монополии, как известно из мирового опыта, вполне мыслима. Но – лишь при определенном состоянии элиты и общества. Ничего похожего на такое состояние в Польше сегодня не наблюдается. Люди могут быть чем-то недовольны, но они уверены в том, что стабильность и развитие могут быть обеспечены только демократической конкуренцией за доступ к власти и ее сменяемостью, а не передачей ее в собственность каким-то политическим силам и лидерам.

Да, в Польше можно прийти к власти, опираясь на традиционалистский электорат. Но опора эта, как показали последние парламентские выборы, не очень надежная. Ее можно использовать только при электоральной пассивности модернистского большинства, что и произошло два года назад. А на выборах 2007 года к избирательным урнам пришло почти на 15% больше людей, чем на предыдущих. Пришли жители больших городов, пришла молодежь. И вы бы видели огромные очереди перед нашими консульствами за рубежом!

Эти люди, в основном молодые, придавали выборам судьбоносное значение вовсе не потому, что опасались монополизации власти, т. е. возвращения к тоталитарным порядкам. Они понимали, что ничего такого не будет и быть не может. Но они не хотели и того, чтобы польская демократия приобретала традиционалистский оттенок.