Путь в Европу

Многое из того, что происходило в 1990-е в России, было похоже на происходившее в других посткоммунистических странах. Наши собеседники не очень-то распространялись на тему развития банковской системы, но в экономической литературе принято считать, что систему эту в их странах трясло тогда очень сильно. И кризис 1997—1998 годов ни одну из них не миновал. Все графики макроэкономических показателей посткоммунистических стран, включая Россию, по их геометрии отличались в те времена не очень заметно. А вот инфляционного поноса, в течение долгого времени иссушавшего экономику и семейные бюджеты, нигде, кроме России, не было. Немудрено поэтому, что и призыв к государственному регулированию цен нигде, кроме России, популярностью давно уже не пользуется.

Приватизация тоже везде проводилась по-разному. И это понятно: страны различаются и по размерам, и по структуре промышленности, и по характеру сельскохозяйственного производства. Связь и энергетика – тоже разные. Поэтому отличались не только темпы приватизации, но и комбинации ее методов: инвестиционных конкурсов и точечных продаж по правительственным договоренностям, просто продаж на аукционах и раздач собственности в обмен на ваучеры, которые, кстати, кое-где (прежде всего в Словении) применялись успешно. Где-то ставка сразу делалась на продажу наиболее перспективных предприятий, включая энергетический сектор, иностранцам, а где-то такие продажи ограничивались. Где-то собственность, экспроприированная когда-то коммунистами, возвращалась ее бывшим владельцам, а где-то выплачивались компенсации. Обо всем этом в ходе наших бесед говорилось много, и читатель может составить отчетливое представление об эффективности и справедливости тех или иных методов.

Полностью довольных приватизацией ни в одной стране почти нет. Каждый считает, что ее можно было провести лучше. Но таких, как в России, сомнений в самой необходимости приватизации и такого процента людей, выступающих за возвращение приватизированной собственности государству, нигде не наблюдается тоже.

Во всех странах, с представителями которых мы беседовали, приватизация в целом оказалась эффективной, потому что права собственности там были сразу же защищены по европейским стандартам. Этому немало способствовал и приход, в том числе и в ходе приватизации, иностранного капитала, который, естественно, требовал ясных и привычных форм взаимодействия со всеми ветвями власти. Конечно, была и коррупция, но разве сравнишь ее с российской!

Понятно, что собственник, находящийся в европейском экономическом и юридическом пространстве, будет заботиться о приумножении своего богатства, т. е. повышать эффективность производства. Так же понятно, что «собственник», не имеющий гарантий того, что завтра у него эту собственность не отнимут, будет вести себя совершенно по-другому. Не станет он инвестировать в ненадежное дело. И это не следствие особого национального характера: в ненадежное дело не вложит свои деньги ни русский, ни немец, ни француз. Это – следствие особого отношения государства к собственности.

Под жестким давлением Евросоюза посткоммунистические страны, претендовавшие на вхождение в него, ограничили возможности вмешательства государства в бизнес. В России это не произошло. Поэтому российский бизнесмен до сих пор нередко оказывается перед альтернативой: либо по первому требованию отдать приглянувшуюся влиятельным людям собственность, либо обрести ворох весьма и весьма чувствительных неприятностей. Что ж удивляться, что в России пухнут госкомпании за счет разоренных собственников и возникают госкорпорации, эффективность которых более чем сомнительна!

Читая записи наших бесед с зарубежными коллегами, я думаю не о тех странах, которые они представляют. Сквозь призму их опыта я смотрю на то, что происходило в моей стране. Наверное, это естественно. В свое время бывший премьер-министр Франции Эдгар Фор, находясь в отставке, написал прекрасную книгу «Опала Тюрго». В предисловии к русскому изданию академик Деборин заметил, что, конечно, интересно, что было бы с Францией, не отправь Людовик реформатора Тюрго в отставку, но нам все же более интересно, что было бы с Россией, если бы на своем посту остался Столыпин. Вот и я, читая эти записи рассказов о других странах, не могу отделаться от вопроса: а что же с Россией? Почему она снова вернулась в привычную колею? Почему ее граждане относятся к либеральным реформам не так, как население других посткоммунистических стран, о которых говорится в книге?