Путь в Колу

В голову Нильсу Бентсену пришла мысль взорвать зелейный амбар под Воротной башней. Взрыв зелейных припасов поднимет и башню, и деревянную стену на воздух. И тогда московитам ни за что не удастся отбиться. Но как устроить взрыв зелейных запасов и самому остаться в живых? Нильс Бентсен прикидывал и так и этак, а выходило, что поднять на воздух Воротную башню можно было лишь ценой собственной жизни. Слишком дорогой выходила плата за победу королевского войска. Прощай, жизнь, обещанное дворянство и все будущие блага! Нет, такой ценой Нильс Бентсен не собирался приносить в подарок королю крепость Колу! Значит, надо придумать что-то другое... А если открыть ночью входные ворота? Но их запирают на ночь даже в мирную пору. А теперь они на замке круглые сутки, и с ключами от входных ворот воевода-боярин Алексей Петрович Толстой не расстается. При себе их носит. А ночью куда их девает?..

Нильс Бентсен заметил, что прошлую ночь воевода безотлучно находился в караульной избе, чтобы в любой момент можно было подняться на прясла крепостной стены. Значит, и спал он там же. Не мог же он не сомкнуть глаз перед штурмом? А после такого трудного дня непременно соснет хотя бы часок, чтобы утром быть бодрым и свежим. Значит, ключи наверняка при нем будут находиться! "Если сумею проникнуть в караульню поздно ночью под каким-либо предлогом, ключи можно легко выкрасть, и тогда никакой взрыв внутри крепости не потребуется: королевские воины валом повалят в распахнувшиеся ворота. И никто не сумеет сдержать их железный натиск!"

20

Воевода Алексей Петрович без шапки, в расстегнутой шубе с пятнами крови на рукавах стоял возле пролома и охрипшим голосом приказывал:

- Уберите убитых и раненых... своих и свеев!

Стрельцы, чертыхаясь, лезли в пролом, выволакивали трупы и стонущих воинов.

Раненых сразу же относили в посадские избы. Покойников складывали возле стены.

- Целовальника Смирку Сумарокова насмерть зарубили окаянные свеи! пожаловался воеводе подьячий Махонин. - А писаришку мово Ондрюшку Опарина начисто покалечили. Некому будет теперь реестры составлять и перья чинить...

- Нашел время плакаться, Иван Парфентьевич! - упрекнул Алексей Петрович подьячего. - Тут самое подошло время, как острог оборонить от супостатов. Того гляди, опять на приступ пойдут.

К воеводе явились сотник Стригалин и пушкарский пятидесятник Косов. Азарт успешной схватки все еще горел на покрытых пороховой копотью лицах воинских начальников. Убитых стрельцов, пушкарей и людей посадских оказалось немного. Зато иноземных воинов валялось изрядно внизу возле самой стены.

- Все свободные от караула стрельцы пусть носят бревна, судовые кильбалки и слеги в эту брешь! - распорядился воевода. - А как только заполнится пролом, сразу начать лить воду сверху, чтобы опять заковало льдом это место. Смотреть в оба! - приказал Алексей Петрович Стригалину и Косову. - Пушкарям держать наготове зажженные фитили и, как только свеи на приступ пойдут, сразу начать пальбу!

В Рыбацкой гавани застучали топоры.

Корабельщики разбирали недостроенные насады и струги, ломали стоявшие на приколе суда.

Стрельцы и посадские люди хватали бревна и брусья и несли к Южной башне.

Еще дотемна пролом от взрыва свейской петарды плотно забили деревом. И вот полилась сверху вода. Крепкий мороз быстро превращал ее в лед. Торчавшие наружу слеги и брусья на глазах у ворогов одевались ледяным панцирем.

В лучах заката острог с островерхими башнями засверкал опять живым алым пламенем.

При свете угасавшего дня воевода обошел все башни, поднялся на прясла и сверху глянул на расположившихся лагерем свеев. Возле дымных костров кучками стояли латники и наемные воины. "Невмоготу им тут долго стоять, прикинул воевода. - Может, скоро опять пойдут на приступ либо восвояси уберутся..." За весь день у него не было маковой росинки во рту. Алексея Петровича потянуло домой, чтобы отобедать вдвоем с женой. Но он не решился хоть ненадолго оставить воинов. "Со стрельцами вместе отужинаю", - решил воевода.

21

Всю долгую ночь после дневного штурма Нильс Бентсен не спал. Завернувшись в медвежий тулуп, он лежал на широкой деревянной лавке в зелейном амбаре и чутко прислушивался к храпу спящих писцов, наряженных на все время осады таскать наверх ядра и порох.

В пороховом погребе под Воротной башней было темно. Под страхом смерти воевода Алексей Петрович запретил зажигать в зелейном амбаре какой-либо свет: будь то свеча либо лучина. В один миг порох в бочонках мог вспыхнуть от недогляда. Ведь стоило малой искорке попасть на пороховое зелье, и обломки Воротной башни подняло бы взрывом в низкое полярное небо.

Перед рассветом, когда сон усталых воинов особенно крепок, Нильс Бентсен осторожно спустил на пол ноги, встал и неслышно выбрался.

Караульня и входные ворота под деревянной башней были совсем рядом. Возле башни прохаживался сторожевой стрелец с самопалом и саблей. На пряслах крепостных стен перекликались в темноте не спавшие всю долгую ночь дозорные.

Над крепостью и расположившимся за ее стенами войском нависла тревожная предрассветная тишина.