Путь в Колу

- Не забудь проснуться, когда в Печенгскую губу заходить станем, сказал напоследок кормчий.

Савва положил под голову мешок с мягкой рухлядью и уснул как убитый.

Ему снилась освещенная ярким солнцем Олонка и родная деревня на берегу реки...

И будто въезжает он верхом на буланом отцовском коне в реку, чтобы выкупать его... Конь медленно переступает ногами, входя в еще не согретую солнцем утреннюю воду... Крупные лобастые рыбины тычутся в ноги Савве, щекочут усами ступни и икры. Они приплывают к нему вплотную целыми косяками и смотрят из воды на Савву, будто на невиданное прежде чудо. Конь плывет дальше, стремясь достичь другого берега, а Савва остается посреди реки. Рыбы отходят и приближаются опять, шевеля плавниками, и Савве приятно среди рыб, в ласковой воде...

Проснулся он от сильного толчка. Открыв глаза, подумал: "И приснится же такое..."

- Похоже, на плывущую льдину либо на кита натолкнулись, - усмехнулся Спирка Авдонин.

- Так пойдем наверх, поглядим, - предложил Савва Лажиев.

- А чего мы там не видели: косаток или моржей? Так я насмотрелся на этих тварей, когда по казенным делам в Архангельский город плыл, отмахнулся пятидесятник. - Давай-ка лучше в карты сыграем: быстрее время пролетит.

- Я в карты отродясь не играл, - хмуро произнес Савва.

- Не умеешь - научу, - нашелся Авдонин. - А если пожелаешь, выставлю деньги на кон, - и он похлопал по карману.

Савва опустил с рундука на палубу ноги и негромко, словно смущаясь своих слов, произнес:

- У меня нет денег, а если желаешь, я могу дать и так половину мягкой рухляди.

- Задарма мне ничего не нужно, - ответил Спирка Авдонин. - За мою осудареву службу воевода-боярин Алексей Петрович хорошее жалование платит. Да и честь имею, которая не дозволяет запросто чужое брать.

- А у меня нет никого родных в Коле, да и на всем белом свете нет никого у меня ближе артельного старосты Каллистрата Ерофеевича Силина, сообщил о себе Савва Лажиев. - И некому мне дарить эти меха.

- Э-э! Да ты и впрямь будто святой! - удивился пятидесятник. Прибудешь в Колу, ой какая нужда в деньгах будет. А у тебя целый мешок зверьих шкур. Да любой купец и даже приказчик их тебе на деньги обменяет! А как же ты зимой на острове? - продолжал он. - И не было тоскливо? Не брала тебя за сердце грусть-кручина?

- Некогда было тосковать, всю зиму зверя промышляли, а потом хвороба одолела меня.

- И все же ты мне чем-то по сердцу пришелся! - приподнялся на топчане пятидесятник. - Поступай в стрелецкую службу. Будешь под моим началом - в десятники выведу. А потом, глядишь, годка через четыре и в пятидесятники, как я, выйдешь, - приосанился Спирка Авдонин. - При сабле будешь ходить, и кафтан малиновый пятидесятника на тебе. К тому же почет и уважение от людей. А от девок посадских так отбою нет. Любая за тебя замуж не прочь.

"Балабон и хвастун, - подумал о попутчике Савва. - Коли так скор на посулы, значит, толку от него не жди". Он почитал людей солидных и серьезных, вроде Каллистрата Ерофеевича, которые зря словами не бросались на ветер, а дело, коли надо, делали.

- Я собираюсь на службу к Ивану Парфентьевичу Махонину пойти, сообщил о своем намерении Савва.

- Так он тебя и взял, - съязвил Спирка Авдонин. - А что ты собираешься у него делать?

- Ездить по стойбищам лопинов и подати государевы собирать, - ответил Савва. - Мне обещал это Каллистрат Ерофеевич своим верным словом. Иван Парфентьевич Махонин ему кумом приходится.

- Ну тогда другое дело, - недовольным голосом протянул Спирка Авдонин. - В Коле у нас на этот счет твердо: раз обещал, значит, возьмет тебя на службу подьячий. Но только не жизнь, а сплошная маета у тебя будет: станешь круглый год по тундре ездить. Спать придется в вежах у лопинов, на оленьих шкурах...

- Это дело для меня привычное.

- И не видать тебе будет Колы как своих ушей, - добавил Спирка.

Савва собирался что-то сказать в ответ, но судно с силой тряхнуло от мощного удара, раздался протяжный скрежет, потом что-то загромыхало на корме.

Встревоженный Спирка Авдонин и Савва Лажиев выскочили из тесной каморки. Они перешагнули через спавших в тамбуре служивых людей с бердышами, которые сопровождали пятидесятника, и выбрались по крутому трапу на верхнюю палубу.

"Морж" со вздувшимися полотнищами парусов медленно пробирался среди плавающих льдин, которые принесло откуда-то усилившимся ветром. Судно беспрестанно лавировало, и не каждый раз удавалось благополучно обойти повстречавшуюся на пути льдину: они лезли со всех сторон, кружились возле самого борта, плыли по носу и следовали за кормой. Моряки, вооружившись длинными шестами, баграми и отпорными крюками, отталкивали от судна идущие на приступ льдины. Елизар Жохов, стоя на носовом мостике, изредка зычным голосом подавал команды, предупреждая мореходов, откуда идет опасность. И куда ни глянь, повсюду, словно косяки усевшихся для отдыха птиц, белели плывущие льды.