Путь в лес

Но в Марке собаки не живут. Какая-то хворь: у собаки начинают слезиться глаза, из носа течет слизь, через несколько дней пёс уже дышит с бульканьем и хрипами — и сгорает не более чем за неделю. Пытались скрещивать собак с местными шакалами — получались не болеющие, но дикие, неприручаемые и непредсказуемые звери. Чуть было не завезли эту хворь в Империю, пришлось даже запретить перевозку собак на кораблях. В обе стороны.

Когда время перевалило за середину ночи, Дорант позволил себе задремать. Проснулся он внезапно, от шума и движения вокруг. Каваллиер не сразу понял, что происходит (да и где он находится, вообще-то). Когда он, наконец, осознал себя, вокруг шел бой, Дорант был на ногах, а в руках у него был тяжелый и неудобный четырёхствольник. Вокруг в темноте носились люди и кони, и ещё какие-то тени; вспыхивал порох и раздавался гром выстрелов.

Альвы напали, подумал Дорант. Хорошо, что он не разрешил никому снимать на ночь кирасы.

Тут его как стукнуло: где альва? Он огляделся и с огромным облегчением обнаружил её, сжавшуюся в комок и дрожащую, на том же месте на той же попоне.

Дорант попытался сориентироваться и понять, что происходит. По звукам и движениям вокруг стало ясно, что дела обстоят довольно плохо: стрельба слышалась со всех концов лагеря, кто-то из людей уже кричал от боли, раненный, слышны были проклятия и крики, обычные для боя.

Дорант кинул взгляд на оставшиеся на попоне пиштоли, проверил, как выходит меч из ножен и перехватил четырёхстволку поудобнее — насколько это вообще было возможно. Вздохнул и ринулся туда, где больше всего кричали.

4

Ночной бой — пожалуй, самое неприятное, с чем может столкнуться воин. Бой всегда неразбериха, особенно если это не сражение больших масс регулярного войска, стоящих в строю, а драка между мелкими группами воинов. Тут важны быстрая реакция, способность мгновенно ориентироваться и личные, индивидуальные боевые навыки; умение держать строй становится бесполезным. Лет пятнадцать назад Дорант был в таких свалках одним из лучших, но с годами никто не становится шустрее.

Тем не менее, опыт может быть хорошей заменой физическим способностям, и каваллиер это мгновенно доказал, выпалив трижды по быстро скользящим в темноте неясным теням — и не промахнувшись ни разу. Сноп картечи шириной — на этом расстоянии — в тележное колесо достал все три тени, по которым Дорант стрелял. Будь на его месте Уаиллар, он осудил бы подстреленных — как бы ни было больно, аиллуо не должен визжать, подобно лесной свинье. Двое и не визжали — одному снесло пол-головы, второй, с развороченной грудной клеткой, тоже умер на месте. Третьему прилетело в обе ноги, перебив кости и порвав мышцы. Он-то и не смог справиться с болью.

Другие люди, заранее предупреждённые и снарядившие своё оружие картечью, тоже не всегда промахивались. Прорвавшиеся в лагерь пять или шесть альвов, стрелять в которых было уже невозможно из опасения попасть в своих, метали ножи и размахивали копьями — с переменным успехом: все-таки кираса хорошо защищает от альвийского копья, а навыки лесных воинов не рассчитаны на носителей кирас.

Дорант метнулся к попоне, схватил лежащие на месте пиштоли — и тут же бросил одну из них обратно: жаль было оставшегося заряда в четырехстволке. Он краем глаза увидел скрюченную на попоне альву, успел забеспокоиться — жива ли, но тут на него выскочил здоровенный пятнистый альв, и стало не до неё. Альв попался упорный, и даже с дырой в животе (шустро двигался, зацепило всего одной картечиной) едва не снес Доранту голову наконечником своего копья — каваллиер едва успел отбить удар стволом неразряженной ещё пиштоли. Выстрел из неё превратил грудь альва в кашу, и тот, наконец, завалился на спину.