Там же, в харчевне, король впервые за несколько дней от всей души повеселился. За соседним столиком сидела подвыпившая компания, с восторгом слушая сбивчивый рассказ сотрапезника. Посмотрев в их сторону, Кулл узнал в говорившем одного из своих лучников, который отличился в битве на Хинте. Но подробности, старательно живописуемые рассказчиком, разительно отличались от того, что случилось на самом деле. Кулл никак не мог припомнить ни отчаянного сопротивления врагов, ни явившегося им на помощь трехглавого огнедышащего дракона. Когда же он услышал, что от его, Кулла, первого же удара замертво пала сразу сотня дикарей, то не смог удержаться от хохота.
— Ты прав, Брул,- повернувшись к пикту, сказал он,- Каждому свое. Дипломаты лгут, чтобы скрыть истинные намерения. Этот болтун искренне вериг в то, что говорит. Наверное, он впервые очутился на поле брани. А там для каждого мужчины кончаются сказки, рассказанные матерью, и начинается взрослая жизнь. Но детство еще навевает ему прежние видения, и в перерывах между походами он невольно сочиняет байки для непосвященных.
Тогда, в харчевне, пикт не придал особого значения туманным словам Кулла. Теперь, после встречи с бродячим музыкантом, у него возникло легкое чувство досады. «Покажи ему обычный камень,- проворчал про себя Брул,- и он пустится в рассуждения о красоте горных утесов.» Однако, ничем не выдавая своего настроения, пикт молча следовал за королем.
А тот уже присоединился к толпе, которая глазела на представление уличных комедиантов. Посередине дощатого помоста лежали две девушки, накрытые синей тканью. Плавными движениями рук они шевелили ее, изображая речные волны. Очевидно, подразумевалась речка Хинта. На правом берегу стояло королевское войско — несколько дюжих молодцов, одетых в красные плащи и вооруженных деревяными мечами и дротиками. Лицедеи, изображавшие дикарей, беспорядочно ползая на коленях, жалко и непрерывно блеяли: «Ой, боюсь!», «Я наложил в штаны», перемежая эти стоны похабными словечками.
Зрители от души смеялись и хлопали в ладоши, но когда двое дикарей выволокли на сцену корыто, в котором сидел напыжившийся толстячок с двумя прикрепленными к плечам головами, публика приутихла. Несколько женщин испуганно ойкнули, а инвалид, стоявший рядом с Брулом, пробормотал проклятия.
— Интересно,- весело хмыкнул Кулл.- Неужели дракон действительно был? Пойдем-ка расспросим других участников сражения!
Пикт хотел было поддержать шутку короля, но не успел. В полусотне шагов от помоста, возле зеленого шатра, кто-то громко и возмущенно закричал:
— Там нет никаких чудовищ! Ты обманул меня! Там ничего нет! А ну отдавай мои деньги обратно!
Крикуна поддержали другие сердитые голоса. Стало ясно, что назревает если не драка, то крупная ссора. Некоторые из зевак, забыв про лицедеев, потянулись туда. Желая узнать причину раздора, вслед за ними отправился и Кулл.
* * *
У шатра ожесточенно спорили две группы людей. Одни утверждали, что владелец балагана «Обиталище чудовищ» чародей Сиар-Та — бессовестный шарлатан. Побывав в шатре, никто из них не испытал обещанных приключений, и теперь обманутые требовали вернуть уплаченные за вход деньги. Другие же, напротив, столь же настойчиво доказывали, что прогулка по шатру превратилась для них в настоящее испытание и доставила множество необычных переживании. Спорщики отчаянно жестикулировали, били себя в грудь и хватались за волосы.
Сам виновник переполоха сидел скрестив ноги на маленьком коврике рядом с шатром. Это был седовласый старичок с жиденькой козлиной бородкой. Шутовской островерхий колпак на его голове совсем не вязался с его проницательным взглядом и хладнокровием. Сиар-Та теребил края выцветшего халата и совершенно не обращал ни на кого внимания. Лишь когда появился прибежавший на шум стражник, маг встал и с достоинством поклонился.
Выслушав разъяснения обеих сторон и желая погасить ссору, стражник решительно потребовал соблюдать спокойствие, особо вспыльчивым пригрозил тюрьмой и напомнил, что все прибывшие на праздник комедианты, трубадуры и фокусники считаются гостями Валузии и имеют полное право показывать свое искусство. Для пущей убедительности он положил ладонь на рукоять меча и свирепо сверкнул глазами:
— А всякий, кто думает по-другому, будет иметь дело со мной!
Почти все тут же послушно разбрелись по площади, продолжая разве что ворчать под нос. Желающих попасть внутрь шатра больше не было. Сиар-Та с невозмутимым видом вновь уселся на коврик и принялся беззвучно шевелить губами.
Кулл тем временем подошел поближе, с интересом разглядывая шатер, скроенный из старинных, порядком истрепанных ковров. Кое-где виднелись остатки былых узоров или просматривались загадочные письмена. Заметив интерес к своему творению, Сиар-Та почтительно наклонил голову, да так, что едва не обронил колпак, и с важным видом произнес: