Путь в Селембрис

Лёньчик вдруг насторожился, подпрыгнул и помчался, быстро перебирая лапками. Через минуту он уже вернулся и уселся, держа в лапке большого чёрного жука. Долбер завистливо покосил своими слегка флуоресцирующими глазами и промолчал. Он теперь не самый сильный.

Закусив жуком, Лёньчик приободрился и пожелал ознакомиться с фактами. Факты были таковы: моховые жабы, обитающие в Дёркином болоте, это не примитивные квакухи, которые прячутся под лопухами. Эти твари ростом с хорошую собаку. Они охраняют владения кикиморы Дёрки, вот отсюда и название болота. Дёрка владеет болотной магией. Скорее всего, печатка попала к ней.

— А это значит, — загрустил Долбер, — что меня скоро съедят под соусом из мухоморов.

Он печально раздул защёчные мешки и издал негромкое: вэ-р-рр!

Но Лён и Паф не собирались так сразу сдаваться. Они решительно принялись перепрыгивать с кочки на кочку и углубляться в темноту болота. Следом тащился Долбер.

Однако, не всё оказалось так просто. У Пафа не было проблем, а коротконогому Лёньчику прыгать с кочки на кочку было трудно. Он семенил лапками, примериваясь к очередному прыжку. Но, расстояние между кочками оказалось велико. Страшно упасть в чёрную, вонючую воду!

Хорёк бесполезно суетился рядом, пытаясь ухватить приятеля острыми зубками за шкирку и перетащить. Да уж больно Лёньчик колючий!

— Мы так провозимся неделю! — трагически квакал Долбер, плавая между кочек.

Лёну надоело это нытьё и он прыгнул Долберу на крышу. Тот немедленно ушёл под воду, зато ёжик успел благополучно перескочить на кочку. Только лапки замочил. Таким образом они и передвигались. Лягух ругался, квакал, ныл, но всё-таки подставлял спину. Уж больно не хотелось попасть в садок и жрать червей!

Болото булькало, вздыхало. С мерзким звуком всплывали гроздья пузырьков. Перелетали с кочек на кочки голубые огоньки, мрачно полоскалась по ветру осока. Чахлые берёзы и осины уныло раскачивали мёртвыми ветвями.

— Скорее! — пыхтел Долбер, выныривая из болотной жижи. — На рассвете жабы закрывают входы в свои подземные жилища.

Вот все трое взобрались на островок, невидимый с берега. На островке шло шевеление: какие-то неуклюжие тёмные твари шатались туда-сюда. Они были похожи на большой пласт мха, содранный с почвы. Только пара тусклых глазок без признаков зрачка светилась под нависающим моховым гребнем.

Притаившись под клюквенным кустом, вся троица следила за жабами, не понимая, что они там делают.

Откуда-то с лёгким комариным звоном выплыли голубые огоньки. Они не перелетали с кочки на кочку, а вились в воздухе. Их становилось всё больше. Пространство осветилось. Жабы перестали ползать и замерли.

Огоньки слились в высокий, тонкий язык голубого пламени. Пламя колебалось и принимало неясные очертания. Силуэт как будто искал форму. Вот проступили голова и руки. Развеялся по ветерку прозрачный шарф. Затрепетала лёгкая ткань воздушного подола. Поплыли волны сладкого, дурманящего аромата. По торфяному болоту пошла, как по земле, неземная красота: сотканная из блеска звёзд и лунного света болотная синюха.

— Пошла очаровывать… — прошептал лягух.

Все трое смотрели ей вслед и не заметили опасности. Откуда-то возникла толстая моховая рука, и Долбер с отчаянным кваканьем взлетел, дрыгая лапками и раздувая защёчные мешки.

— О-ву-ву-у… — с удовлетворением пробормотала жаба и сунула большого лягуха в ивовую клетку.

Ёжик моментально свился в клубок, а хорёк мелькнул, как молния, и скрылся. Кикимора любила угощаться жирными лягушками. Бедный Долбер!

* * *

Они не рискнули сунуться в широкий зёв двери, в который поминутно проходили жабы. Сама дверь в подземелье походила на приподнятый над почвой слой густого сфагнума. Зато Паф, рыская вокруг, отыскал нечто вроде вентиляции. Под засохшей берёзкой была нора, в ней никто не жил. Нора вела в подземные хоромы хозяйки болота, кикиморы Дёрки.

Оба маленьких друга проскользнули в норку и вскоре выбрались в извилистые ходы, по которым сновали всё те же жабы. Они несли корзиночки с лягушками, пузыри с крупными водяными жуками и берёзовые туесочки с мышами. Очевидно, в болоте готовились запасы к подступающей зиме.

Приятели попали как раз в такую кладовую. Они моментально кинулись на полки. Пафнутий налопался консервированных мышей, а Лён уполовинил крыночку с водяными жуками.

Потом, вспомнив о несчастном Долбере, легко подрыли под плетёной дверью и помчались разведывать обстановку.

Лягушек несли по коридору дальше. Из ивовых корзинок их вываливали в дымящийся чан. Заправляла всем большая жаба. Она мешала огромной деревянной поварёшкой густое варево и разливала его по глиняным горшкам.

Приятели в ужасе переглянулись. Неужели Долбера постигла та же участь?! Хоть, он и скотина, но всё же человек! Паф присел на задние ножки и горестно сложил лапки на груди.

— Братцы, — проквакал кто-то сверху, — я тут.

Бедного Долбера ещё не съели. Самых больших лягушек (а Долбер был большой лягушкой) посадили в отдельную клетку и подвесили под потолком.

— Меня подадут завтра! — жалобно поведал Долбер. — Кикимора ждёт гостей. Пора осенних свадеб.