Путь в террор

Спал Будищев вполглаза, а потому не выспался, но внешне оставался совершенно невозмутимым. Никто из уголовников не проявлял к нему больше нездорового интереса, но Дмитрий был человеком битым и опытным, а потому это его ничуть не обманывало. Рано или поздно блатные опять попробуют его на прочность, причем не со зла. Просто жизнь такая.

Была, впрочем, надежда, что его вызволят из кутузки раньше, чем случатся новые неприятности. Но надеяться надо на лучшее, а готовиться к худшему. Тем более что хуже – всегда есть куда.

– Вы позволите? – отвлек его от размышлений голос откуда-то снизу.

Опустив глаза, Дмитрий увидел полураздетого человека, в котором не без труда узнал обобранного урками недотепу.

– Чего тебе, убогий?

– Извините, пожалуйста, за беспокойство, – помялся тот. – Но как вы догадались, что не стоит играть с этими людьми «на интерес»?

– Потому что интересы у всех разные. У них, к примеру, – намазать чужой кусок масла на свой кусок хлеба. Понятно?

– Более чем, – тяжело вздохнул пострадавший от беспредела и представился: – Постников Николай Николаевич.

– Поздравляю.

– С чем?

– С тем, что имя свое еще не забыл.

– А… да, конечно, – потух тот, сообразив, наконец, что не вызвал интереса у собеседника.

– Ты чиновник? – зачем-то спросил его Будищев.

– Канцелярист. Хотя, боюсь, в прошлом.

– В смысле, не имеешь чина и со службы тебя теперь погонят?

– Весьма вероятно. После истории с полицией департамента мне теперь не видать. Как, впрочем, и экзамена на классный чин.

– Не переживай, зато прикид у тебя теперь подходящий.

– Что, простите?

– Ну, ты же голый? Милостыню хорошо подавать будут. Если прежде не посадят.

– Извините, но вы категорически неправы! – вспыхнул молодой человек. – Образованный человек всегда найдет способ добыть себе пропитание. Хотя, наверное, в таком виде меня трудно отличить от какого-нибудь темного мужика, но смею заметить…

– Доктора могут, – с легкой усмешкой прервал его филиппику Дмитрий.

– Что, простите? – смешался бывший канцелярист.

– Я говорю, врачи могут определить образованного человека, даже если тот в чем мать родила.

– Но как?!

– Не знаю, – пожал плечами Будищев. – Только когда нас перед армией осматривали, один эскулап моему соседу в задницу заглянул и тут же определил. Вот, говорит, сразу видно культурного человека – газеты выписывает!

– Вы издеваетесь?

– Не-а.

– Как вам не стыдно! А ведь я не только бумаги в присутствии перекладывал, но и писал заметки в газеты. Да-с! Меня даже хотели пригласить в штат… я так думаю.

– Теперь – точно пригласят.

В этот момент железная дверь в камеру отворилась, и появившийся на пороге городовой громко гаркнул:

– Выносите!

– Сей секунд, – крикнул один из уголовников и бесцеремонно прервал беседу Будищева и Постникова. – Чего разлеглись? Ступайте парашу выносить. У нас так заведено, чтобы новички выносили…

Полуголый канцелярист, не испытывая более судьбу, кинулся выполнять порученную ему работу, а вот Дмитрий, напротив, устроился поудобнее и с интересом взглянул на урку.

– Ты что, особого приглашения ждешь? – недобро сверкнув глазами, осведомился тот.

– А у тебя, наверное, зубы запасные есть?

– Да я тебя!

– Эй, пошевеливайтесь, – поторопил их теряющий терпение городовой. – И это, который тута Будищев?

– Я, – тут же отозвался Дмитрий.

– Ну, так выходи, раз ты! Их благородие господин пристав тебя требуют!

– Ничего, еще свидимся, – прошипел ему вслед представитель блатных и тут же пнул какого-то мужичка, жмущегося в углу. – Ступай парашу выносить, что расселся!

Тем временем щербатый тихонько спросил у внимательно за всем этим наблюдавшего Кота:

– Как думаешь, деловой?

– Похоже на то, – пожал тот плечами. – Поглядим, что дальше будет.

Участковый пристав – штабс-капитан Деревянко – худощавый, среднего роста мужчина около тридцати лет от роду, с деланым равнодушием рассматривал стоящего перед ним навытяжку арестанта. Тот, посмотрев на его простоватое лицо, пришел к выводу, что перед ним обычный армейский бурбон, перешедший в полицию из-за того, что у него не задалась карьера, и решил прикинуться служакой.

– Ты и впрямь – георгиевский кавалер? – осведомился офицер.

– Так точно, ваше благородие! Бантист.

– Даже так… а мастера зачем избил?

– Не могу знать!

– Не знаешь, зачем избил?

– Никак нет, ваше благородие! Не знаю, кто его избил, потому как я ему всего раз в рыло дал, и то – исключительно для порядка!

– Для порядка, значит? – усмехнулся участковый.

– А как же! – широко распахнул глаза Будищев и приготовился поведать штабс-капитану, что Перфильев не ходил строем, редко посещал церковь и недостаточно преданно смотрел на портреты государя-императора, но, наткнувшись на проницательный взгляд внимательных серых глаз, понял, что ошибся. Этого на мякине не проведешь.

– Так за что бил?

– За дело!

– А именно?

– Ученика он моего избил. Мальчишку совсем.

– Прискорбно. Но учеников везде бьют. На то он и мастер.

– Но не до полусмерти же!

– Что, мальчик серьезно пострадал?

– Я его в больницу отвез. Он все время без памяти был, я уж боялся, что Богу душу отдаст.

– В какую больницу?

– В Петропавловскую.

– На Архиерейской?[38]